По случаю десятилетия Октябрьской революции белогвардейская газета "Сегодня" провела в свое время анкету среди "живых трупов", обретающихся в белоэмигрантских болотах Европы. Опрошены были Деникин, Кускова, Керенский, Амфитеатров, Кизеветтер и тому подобные молодцы и молодицы.

Главный пункт анкеты гласил:

- Почему большевики могли просуществовать в России десять лет?

Писатель Амфитеатров утверждал: Эта неприятность случилась потому, что вся Европа легкомысленна и, кроме того, "поддерживает большевизм и сама Россия, где хозяин дня – чернь и полудикари".

Небезызвестный автор "керенки" ответил весьма туманно и невразумительно:

"Просуществует (большевизм) и ещё десять лет, если русская общественность будет и впредь проявлять такое же неумение находить кратчайшие пути к ближайшим целям".

В том же духе ответили другие "бывшие": русские рабочие и крестьяне – это чернь и "полудикари".

Самым любопытным ответом на анкету разразился незадачливый вояка Деникин. Он во всём обвиняет Бога: из-за его, мол, бесхозяйственности и головотяпства большевики не перестают существовать. Так и сказано:

"Большевизм мог просуществовать десять лет по Божьему попущению".

Следовательно, с него и надо взыскивать. Вот, оказывается, кто потворствовал большевикам: Господь Бог и Его Ангелы.

Г.Рыклин журнал "Крокодил" 1957 год.

"В Париже только что образовано "русское правительство"! "Свежее, вот оно, ночью сработано", как выкрикивают продавцы калачей. Этим экстренным сообщением были обрадованы читатели в одно прекрасное утро 1925 года".

Уже семь лет, как над страной развевалось знамя Великого Октября. Но враги Советской власти за рубежом – всякого рода буржуазные политиканы и белогвардейские атаманы – ещё на что-то надеялись, высасывали из пальца "программы" и забавлялись игрой в "правительства".

В Париже в отеле "Мажестик", собрались белогвардейцы, назвали себя зарубежным съездом и под председательством Струве (того самого) объявили: "Отсель грозить мы будем миру".

Тут же, не сходя с места, наметили правительство. Министерств только четыре:

• распорядительное
• финансовое
• политическое
• культурно-просвятительное.

В конституции, выработанной генералом Треповым, о ближайших задачах правительства говорилось самым серьезным образом:

"Содействовать, когда время наступит, возвращению зарубежников в Россию". Представляем себе, сколько у этого правительства было работы! Раз есть правительство, то надо поговорить и о земельке…

На кафедру поднялся дряхлый старичок, бывший князь Оболенский, и произнёс следующие слова (передаём точно):

- Я только что из России. Мои крестьяне (так и сказал "мои крестьяне") хотят помещиков.

Всеобщее, ровное и прямое одобрение.

Потом выступали другие ораторы. Вспоминали, как зажигательно вели себя крестьяне по отношению к помещикам. Обещали самым убийственным образом расквитаться с ними…

Где оно сейчас, все эти грозные ораторы.

Г.Рыклин журнал "Крокодил" 1957 год.

Автопортрет Юрия Павловича Анненкова,

живущего теперь в Париже, вы можете видеть, во-первых, на цветной репродукции, прилагаемой к настоящему номеру журнала: «Портрет З.П.Анненковой» (сестры художника) и, во-вторых, на рисунке, где он изобразил себя сидящим на «буржуйке» в валенках, варежках, шубе и с дымовой трубой во рту. Рисунок помечен «Зима 1919-1920 г. Петербург». Да, мы тогда померзли…

Прихотливо и остро, где надо, вьётся линия на этом рисунке, подчеркивая всё, что хотел сказать художник. Линия говорит...и, при этом, с большой долей насмешки автора над собой и новым бытом. Ничего не забыла эта «лукавая» линия, всё подчеркнула, всё выявила и прежде всего – примирение художника с окружающей его действительностью и его приспособляемость к новой обстановке. Что делать! Приспособлялись… «Есть время греться у печки, и есть время быть «дымоходом» для неё… Не хотел ли сказать наш художник, что русского человека и русское искусство ничем не проймешь?

Но оставим «автопортрет» и перейдем к портретам. Они примечательны во многих отношениях.

Вот поэтесса Анна Ахматова:

Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребёнка, и друга,
И таинственный песенный дар, -
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над тёмной Россией
Стала облаком в славе лучей… (Белая стая).

Мотив другой книги Ахматовой «Четки» - это «Слава тебе, безысходная боль»!.. Слова: «томление», «мука», «скорбь», «тяжесть», «горький» встречаются здесь в каждом почти стихотворении. Любимый цвет поэтессы – чёрный.

Удивительно рассказал художник душу Ахматовой в портрете. И посмотрите, какими скудными средствами он это сделал. В сущности, говоря, одной какой-то, ему только известной линией. Эта линия, выросшая из любимого цвета Ахматовой – черного, с безграничным упорством и уверенностью в себе дает овал лица, форму носа, губ: делает лебединую шею; рвется на части в глазах и бровях, но с тем, чтобы «заговорить вслух» о душевной боли поэтессы. И вы, чем дольше глядите на портрет, тем яснее слышите язык такой линии. Довольно и этого портрета, чтобы судить о степени и характере большого таланта сравнительно молодого ещё художника (родился в 1898 году).

А.Ремизов

Конечно, это он увидевший в злющую петербургскую зиму 20-го года, при мерцающем свете «коптилки», «домового», который вылезает из окостеневшей от холода печки, дует на свои пальцы, подпрыгивает и что-то говорит на языке, понятном только Ремизову. Этот его не то слушает, не то «метафизически» рассматривает, проверяя в то же время и самого себя. Писатель весь вошёл в своё положение. Голова в плечах. На груди свитер. Поверх свитера, очевидно, что-то женское… Всё равно! Ведь в комнате 1 градус тепла. Не бритый, - до бритья ли в такой температуре?! Ну, а муха зачем? Неужели не понимаете?! Это, так сказать, последняя муха и поместилась она на лбу, где всё-таки теплее умирать, чем на голой – холодной стене. Ремизову же в данный момент, конечно не до мухи, - он «разъясняет» домового.

Поверх крахмальных белых лат
Он в сукна черные затянут.
За ним глаза из лож следят,—
Глаза, которые обманут.
Его жемчужина блестит,
Его жилета плавен вырез,
В петлице смокинга грустит,
Грустит и вянет темный ирис.
Антракт. И льются в коридор
Шелка, меха и шлейфов змеи.
Он наклоняет свой пробор
И профиль палевой камеи.
В пурпурной ложе дама встав,
Перчатки вытянет на локте.
Взлетят, биноклем засверкав,
Его готические ногти.

И упадут. И он легко Скользнет в толпу, как не однажды. Но где-то бродят далеко Его неведомые жажды. Где утолить мечту! Укор Души избыть в какой пустыне! И подошли. Он гасит взор, И говорит о балерине. И снова злая замерла, Иль эта нежная Одетта?— Пред ним Одиллия. Эгрета Чернеет зыбкая стрела, Вассалы пристальны и строги И дамы шепчутся застыв. О роли Зигфрид позабыв, Глядит на кованые ноги. И вот плывет в партере шум, Взрастает в шорохах незримых,— То „фуаттэ" неукротимых Считают розовый самум. И внемля: „Гельцер! Гельцер! браво" Он погружается в доху. Друзей он слышит чепуху. Они зовут: поедем! право! Но двери хлопнули... Подъезд. Печалью высыпанных звезд Полна полуночная риза, Над остриями Мерилиза Плывет испуганно луна. И скрип саней и тишина... И в нерешительности смутной Стоял Борис один. Потом Домой направился пешком, Смущенный мысkию минутной. Бывают дни: плывут весны Сквозь зимний мрак былые токи. Бывают ночи, что полны Печали смутной и глубокой, Не тают твердые снега,

Но веют трепетные зовы, И где-то мнятся берега Реки ломающей оковы. Чему же вновь Борис внемал? Чего он ждал? Что звал он снова? Широкий ветер овивал Его виденьями былого. Но он в безлюдие спешит. Он знает: радостные встречи— Разуверения предтечи. В его ушах еще звенит. Блестит балетное аллегро. Он входит в дом. Лампады свет Из мрака вынес кабинет,— Как будто над казненным негром Зажглась шафранная чалма И четок рдяная кайма С нее закапала кроваво; С цветком на тигре величаво Богиня встала; перед ней Амфора в выгибах теней Курильниц вырезанных Минга И златотканные фламинго Взлетели в зареве завес. В углу с копьем наперевес Ждал Самурай. И тишиною Все было здесь напряжено, К часов прислушиваясь бою. Как будто водоема дно Окно чернело и одна лишь В нем билась хрупкая звезда. Звезда, звезда, зовешь куда? Зачем печалью сердце жалишь? Зачем сегодня полумгла Его не радует и вещи Благожеланные зловеще Глядят из каждого угла? Зачем нарушил он сегодня

Уединенье стольких дней? Он за год вечера безплодней Не помнит. Быть среди людей! Довольно! Юность на ущербе. Как все он молод был и прост, Его кружил Кузнецкий Мост И паддок скакового Дерби, Но лишь почтительную злость Порою видел он на лицах, Лишь стала притчей во языцех Его наследственная трость. Кто из друзей ему ответил На думу думой? С кем мечтой Он поделится мог простой, Чей зов живителен и светел, Не он решил ли. День за днем Плыви в тиши. Я свет покину. Как тяжко! На лице своем Он словно чувствует личину. Безмерной мучимый тоской, Сидел Борис, глаза рукой Прикрыв, откинувшись устало. Шло время. Из ночных пучин Часы поют: один! один! Вдруг шалая перебежала Трамвая молния. Вдали Взревел авто. Упало сердце. В углу часов раскрылась дверца И зазвенели хрустали. И медленно приподымаясь, Он оборачивался. Вдруг Мгновенной стужею испуг Коснулся лба его: качаясь Среди узоров и кадил, Поднялся кто-то и следил. Неизъяснимо сходство было Его с Борисом.—Но уныло Улыбкой томною актрис, Вдруг улыбается Борис,

Зеркальную увидев раму.
Однако... Разве так упряма
Бориса бровь? Так рот суров?
Так ярок взор? Так бледны щеки?
Так углублены поволоки
Вокруг расширенных зрачков?
Он поднял руку—отраженье—
Ему казалось—в нетерпенье
Ее поспешней подняло.
Вновь поднял—в зеркале позднее
Приподнялась рука. Бледнея
И хмуря бледное чело,
Провел он пальцами размерно,—
Вновь повторяет жест неверно
Непокоренное стекло.
И вот—иль это наважденье
Дремотных дум, усталых глаз?
Иль света с сумраком сплетенье
Играло в полночь? Иль топаз
Луны, по зеркалу стекая,
В тиши волшебной колдовал?—
Но только в страхе замирая
Глядит: лица его овал
За выгиб рамочного края,
Как бы за тканью исчезая,
В зеркальной дали уплывал.

"Бубновый валет" и "Черная роза"

Всякая художественная выставка не столько дает возможность видеть новые произведения отдельных художников, сколько отражает жизнь и взаимоотношение течений искусства, их рост или умирание. В этом и состоял главный интерес зимней выставки "Mиpa искусства" 1911 года, собравшей в одной зале и своих обычных участников, и художников "Черной розы" и "Бубнового валета".

Привычные представления, связанные с названием выставки, сразу нарушаются, как только вступаешь в выставочное помещение. Прежде всего останавливают внимание упорные фанфары прошлогодних участников "Бубнового валета", тех художников, чьи произведения, дерзкие, красочные, отвергающие строгость "рисунка", казалось бы, так не подходят к тону и манерам хозяев.

Между тем на новой выставке "Mиpa искусства" именно эти художники дают своими полотнами самое яркое, привлекающее пятно, и глаз зрителя, утомленный и зачарованный яркостью их картин, с трудом воспринимает все дальнейшее. Рядом с ними висит еще целый ряд случайных и ненужных для "Mиpa искусства" вещей (гг. Бурлюк, Денисов, Г. Иванов и др.), и это окончательно искажает облик выставки.

"Мир искусства" и "Союз русских художников"

Старого "Mиpa искусства", название которого звучало, как боевой лозунг петербуржцев, "Mиpa искусства" Сомова, Бакста, Бенуа, Добужинского—нет. Совсем нет на выставке первых двух, а остальные представлены вещами, ничего не прибавляющими к характеристике их творчества.

Не плохи, конечно, работы А. Бенуа для театра, но, кажется, что где-то уже видел их; красивы итальянские акварели М. Добужинского, но это все тот же, прежний Добужинский, только раньше его произведения были значительнее.

Невольно вспоминается жестокая статья А. Бенуа, вызвавшая раскол "Союза русских художников", — статья, в которой московская группа участников "Союза" была названа балластом выставки. В статье чувствовалось гордое сознание цельности и жизнеспособности группы „Mиpa искусства. "Они—были, мы—есть", говорил Бенуа о московских участниках "Союза" и о своих петербургских товарищах.

Однако, в первый же год (1910—11), когда группа "Mиpa искусства" попыталась существовать отдельно от "Союза", ей пришлось пригласить на свою выставку московских художников, преследующих совершенно самостоятельные цели и ничем с ней исторически не связанных. Иначе не представлялось возможным организовать сколько-нибудь значительную выставку. Это обстоятельство не могло не вызвать некоторых опасений за жизнеспособность группы "Mиpa искусства". Теперь эти опасения оправдались въ полной мере.

Стало ясно, что творческий диапазон петербуржцев окончательно определился, что они перешли уже ту черту, за которой творчество художника, замыкаясь в себе, не участвует больше в поступательном движении искусства.

Живопись и графика

Стало очевидно, как мельчает и бледнеет графика и растет и ширится движение чисто-живописное. В такого "чистого живописца" выработался Н. Сапунов, решительно повернул к живописи Н. Аранов, с большими декоративными панно выступил С. Судейкин. Огромный зал выставки превратился в поле сражения, и графика несомненно побеждена.

Машков, Кончаловский, Моргунов

Но кто победители? Есть ли они? Внешне яркие полотна гг. Машкова и Кончаловского вызывают чувство досады при ближайшем рассмотрении. Вот художники, первое выступление которых было обещанием,—как это теперь очевидно, — не сдержанным. Вспоминая прошлогодний "портрет поэта" И. Машкова, кое-что из испанских мотивов П. Кончаловского, отчетливо видишь, что там, где прежде можно было видеть только недостаток работы, скрывался органический недостаток дарования.

На выставке 1911 г. особенно разочаровывает И. Машков. "Портретом г-жи Гессе" он показал свою полную неспособность понять внутреннюю сущность формы.

Только глубокое знание анатомии вещей позволяет художнику воспринимать формы не поверхностно, а углубленно, позволяет трактовать их свободно, согласуя с другими элементами данного произведения. Это именно то знание, которым обладал Врубель и временами проявлял Серов. Только идя таким путем, художник может сделать формы выразительными, можете подчинить их своей воле, свободно распоряжаться ими согласно своим творческим замыслам.

В работах И. Машкова формы натуралистичны и поверхностны, а краски в то же время взяты в повышенно-яркой гамме. Но в впечатлении форма доминирует и краски кажутся случайными, совершенно с ней не связанными. То же, правда, в меньшей степени, видим мы и у П. Кончаловского.

Деятельность художников "Бубнового валета" принято ставить в преемственную связь с творчеством выдающихся французских художников последних десятилетий. Но это едва ли справедливо. У гг. Машкова и Кончаловского и особенно у г. Моргунова сходство с работами французских художников чисто внешнее.

Ларионов, Гончарова, Фальк

М. Ларионов и г-жа Гончарова даже делают энергичные попытки создать свой собственный стиль. Может быть, ближе других к французам—г. Фальк, красивый пейзаж которого определенно напоминает работы Ле-Фоконье.

Подлинным живописцем и подлинным художником показал себя на выставке П. Кузнецов. Его пейзажи ясны и просты, в них нет намерения удивить, поразить странностью, а в его киргизских портретах есть простота и убедительность, делающая их похожими на примитивы какого-то неведомого народа.

Очень обычные для себя вещи дал Н. Милиоти. "Портрета дамы в желтом", в сущности, никак нельзя назвать портретом. Красивая желто-зеленая гамма и свободная манера письма не искупают отсутствия психологического интереса.

Прямо противоположным недостатком отличаются портреты М. В. Сабашниковой, работы, по-видимому, серьезные, вдумчивые, очень скучны по живописи.

Академически холоден портрет баронессы Р. фон-Т. работы К. Петрова-Водкина, напоминающий раннего Валлотона. На всем, что делает г. Петров-Водкин, лежит печать эклектического мастерства, холодный ум теоретика, взвешивающего и рассуждающего.

Все совершенствует свою технику Д. Стеллецкий, специализировавшийся (трудно выбрать другое слово) на реконструкции старорусского быта в приемах икон. Он часто удачно угадывает жесты, детали, и они производят впечатление подлинных. Но его работам вредит какое-то намеренное стремление подметить все странное, все необычное, и сам он кажется путешественником, каким-то Герберштейном, попавшим в страну икон, удивленным и очарованным, но по существу глубоко им чуждым.

Что сказать об остальных? Синие, зеленые и красные мазки Б. Анисфельда могут оказаться очень красивы, когда перейдут на театральные декорации и костюмы, и почти невозможны на выставке; В. Денисов зачем-то портит врубелевского демона; С. Судейкин в больших панно потерял половину своей очаровательной забавности; по-прежнему безнадежен г. Ционглинский; у К. Богаевского в желтоватом "пейзаже с померанцами" есть что-то новое, не вполне еще проявленное, и очень хороши его рисунки.

Серов, Чурлянис

Отдельно надо было бы говорить о великолепных портретах Серова и о посмертной выставке Чурляниса. Новые портреты Серова—целое событие в истории нашего искусства, а Чурлянис, как художник,—явление очень значительное. Но оба они органически не связаны ни с группой "Mиpa искусства", ни с кружком московских художников, соединившихся с ней. Оба они не участвовали и не участвуют в современном кризисе живописи.

Деятельность "Mиpa искусства" связана с эпохой небывалого расцвета русской графики. Казалось, вся живая сила искусства влилась в нее; теперь несомненен ее упадок, и есть симптомы, что возрождается чистая живопись. Выставка 1911 г. показала этот кризис с особенной ясностью, но еще не позволяет предрешить возможный исход начавшейся борьбы. По каким путям пойдет дальше русская живопись, обратится ли она, наконец, к родным истокам искусства, перерастет ли ученичество у иностранцев,— мы не знаем, но думаем, что живописная мощь русских фресок и икон, недаром только теперь раскрывающаяся, позволяет на это надеяться.

Н. Машковцев.

Первая Мировая Война

Награждаются Георгиевскими Крестами 3-й степени:

Сибирского стрелкового полка унтер-офицеры Федор Воронин и Трофим Зайковский за то, что, при переправе через реку Спернянку 16 марта 1915 года, командуя взводами, примером личного мужества и храбрости, увлекли свои взводы, первыми перешли реку Спернянку во главе своих взводов вброд, укрепились на противоположном берегу, удержали за собой переправу, отразив атаку противника, и к концу дня штыковым ударом выбили неприятеля из его укрепленной позиции.

Газета Военная Летопись 1916 год

Русские кабаки

Ценный и правдивый материал к характеристике российской эмиграции дает берлинское "Время". Судите сами:

"Тяга россиянина к кабаку махрово расцвела. Еще не было в Берлине русской газеты, а уже был русский ресторан. Русских кабаков насадили мы здесь больше, чем русских издательств. И жизнь в них пульсировала несравненно более отчетливо. В два-три года, почти все модные кабацкие вывески Петрограда и Москвы оказались в Берлине. К ним прибавились экзотические кафе и кабаре. Столицу Германии залили русской водкой, завалили закуской, оглушили цыганским ревом, звоном гитар и балалаек.

Кабатчиками Берлина стали ведь не только прежние кабатчики Петрограда и Москвы, но и наши бывшие инженеры, адвокаты. По линии наименьшего сопротивления пошла добрая часть той русской интеллигенции, что считалась "солью земли русской", которая надев поварские фартуки, за стойкой буфетов, в шикарных вестибюлях, встречает и провожает поклонами "клиентов" своих "заведений".

Кадр берлинских половых в русских кафе и кабаках почти сплошь - офицерство. Попадаются даже академисты. Удивительно приспособившиеся, они манипулируют салфеткой, как мечем, столь же упруго сгибаются, как прежде расправлялись. Они ни в чем не уступают заправским берлинским кельнерам".

Красная панорама №16 1923 год

Живые и мертвые русского Парижа

"Дорогие детки!

Любите и уважайте вашу Мать, никогда не обижайте и не покидайте ее. Заботьтесь о ней, как о самих себе. Любите и берегите друг друга, помните, что вы русские, и несите высоко имя русское. Предки ваши — крестьяне Владимирской губернии Судогодского уезда Даниловской волости деревни Исаково на реке Клязьме.

Дед ваш родился в вышеназванной деревне, а бабушка ваша родилась в деревне Бородино Владимирской губернии. Ничего французского в вас нет, и считать себя кровными французами вы не должны и не имеете права на это. Я, ваш отец, родился в Ростове-на-Дону 14 июля 1902, учился и жил в этом городе до декабря 1919. Происходила междоусобная война. Волею судеб я был в белой армии. «Красные» победили, «белым» пришлось покинуть родную землю, в том числе и мне.

Французские документы вам сделаны для удобства жизни во Франции, и только. Когда А. будет взрослым мужчиной, вы поймете всю трагедию русских за рубежом России.

Придет время, и вы послужите родине вашей и ваших предков — России. К этому моменту вы должны быть готовы...

Париж 29-5-51 больница Лаэннек"

Вера Лукницкая Наше наследие IV 1988, стр. 152

Характер журнала

«Русская старина» была благонамеренным либеральным журна­лом. Немалую часть ее занимали воспоми­нания престарелых генералов, опальных и полуопальных сановников да переписка царствующих особ. Цензура относилась к таким вещам мягко, и к купюрам прибегала сравнительно редко. Но в журнале печаталось немало подлинно ценного историко-литературного и исторического материала, публикация которого не раз вызывала гнев цензу­ры.

"Список Шильдера"

В Государственной публичной библиотеке Санкт-Петрбурга в собрании историка Н. К. Шильдера находятся два объ­емистых переплетенных тома цензурных вырезок за период 1870—1886 гг. Многое из запрещенного в эти годы уже увидело свет, часто на страницах той же «Русской старины», но оба тома пред­ставляют интерес и в настоящее время.

Немалую часть сборника занимает мате­риал, связанный с восстанием декабри­стов: здесь находим ряд ефремовских пуб­ликаций стихотворений Рылеева, значи­тельные части воспоминаний М. А. Фонви­зина, материалы о беспорядках в Семе­новском полку, статья Д. Л. Мордовцева о казни декабристов и т. д.

Второе место занимали материалы по кресть­янской реформе 1861 года. Известные за­писки сенатора Я. А. Соловьева, оказы­вается, увидели свет лишь после прохож­дения кроме обычной еще одной цензуры - министерства императорского двора. Были исключены, например, следующие строки: "сильное настояние государя и вследствие этого поспешность решения не дали пред­седателю и членам секретного комитета опомниться и придумать способы противо­действия тому делу, которому они не со­чувствовали".

Не была напечатана и ценная, рядом фактов анонимная записка о подавлении восстания в с. Бездна. Ряд купюр, часто весьма существенных, сделан в заметках Н.Берга о Муравь­еве-Вешателе в 1863 году. Запрещению или урезкам подвергался ряд стихотворений Некрасова ("Не говори, забыл он осторожность..."), Алексея Тол­стого ("Русская история"), Тютчева (Су­ворову), Вяземского (Суворову же), В. Л. Пушкина ("Опасный. сосед"). Даже в якушкинском описании рукописей Пуш­кина (тетр. № 2369, лл. 23—24) были исключены отрывки из послания к Вигелю, очевидно, признанные фривольными. Вовсе не увидела света остроумная са­тира «Сан-Стефаниада» на заключение ми­ра после русско-турецкой войны 1877 г.

В эпиграмме - П. А. Каратыгина (на по­становку "Короля Лира") цензура выпу­стила две заключительных строки:

Что и дурак быть может королём
И короли быть могут дураками.

Эта статья не экскурс в историю, не назидание потомкам. Это проект, проект русской национальной идеи, которой так не достает стране в настоящее время. Стремительно пролетел 2017 год, год столетия двух русских революций: буржуазной и социалистической. В этом же году исполнился 26 год третьей русской революции, вошедшей в историю под названием «Перестройка».

Три русские революции

Февральская революция это предательство и измена оказавшейся совершенно не способной к управлению государством буржуазии и высшей военной элиты Российской империи. Это отречение Николая и арест царской семьи. Это приказы №1 и №2 развалившие Русскую армию во время войны, это позерство и популизм.

Октябрьская революция это семечки повсюду в поездах, театрах, дворцах. А еще это озверевшие от безнаказанной крови, забывшие присягу матросы и солдаты. Это разорванная до пупа тельняшка под бушлатом и погромы винных складов Зимнего дворца, ночные убийства и грабежи. Это гражданская война – 12 млн. погибшими и позор Брестского мира, голод и холод. Это расстрел царской семьи. Это красный террор, полное уничтожение сословий, представители которых отныне получали ярлыки «попутчиков», а затем и «врагов народа».

Перестройка это предательство интересов не только русского, но и всех народов, населяющих Советский Союз. По традиции за кулисами Перестройки, ставший уже привычным популизм и продажность руководителей стран будущего СНГ. Это локальные и межнациональные войны, зависимость от политики Запада. Это миллионы наших граждан, неожиданно оказавшихся за границей.

Великий русский исход.

2017 год это не только годовщина Октября,но и начала процесса, разделившего Россию на две части и продолжавшийся с разной интенсивностью вплоть до начала Второй Мировой войны. Набережная Севастополя, философские пароходы, лед Финского залива, западные прозрачные границы вот основные пути первой волны русской эмиграции. Сколько их было потом этих волн…

Они так и остались русскими, многие принципиально не меняли гражданства и хранили паспорта уже не существовавшей Российской империи. Бытует мнение, что они «унесли Россию», ту Россию, которой уже не было. Они строили православные храмы и старательно сохраняли русский уклад и традиции. Память о них это не только кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем, это и флаг русской Черноморской эскадры в Бизерти, хранящийся ныне в Казанском соборе, и русские могилы острова Лемнос…

Были и те, которые не смирились с поражением и продолжили борьбу с большевизмом до конца. По этой дороге некоторые зашли слишком далеко, значительно дальше, чем следовало. Осознание того, что национал-социализм так же противопоказан России, как и коммунистическая идеология, пришло слишком поздно…

Нельзя не вспомнить и всех честных людей, партбилеты которых если и были запачканы кровью, то только собственной, всех, кто добросовестно трудился на благо страны, отстоял ее в годы войны. Забыть о них значит отречься от страны, в которой мы все выросли.

Русская национальная идея

не имеет ничего общего с национализмом. Она способна объединить людей различных национальностей, исповедующих наши ценности. Для того, чтобы приступить к ее реализации необходимо:

• Дать объективную историческую оценку русским революциям (буржуазной, социалистической, перестройке);
• Дать объективную историческую оценку главным функционерам русского революционного движения (как оставшимся в России, так и уехавшим);
• Признать преступления большевистской власти;
• Признать ошибочной политику развала СССР, как государства, при строительстве которого были пролиты реки крови;
• Признать всех вынужденно покинувших Россию (уже ушедших и их потомков) гражданами России;
• Призвать всех неравнодушных к строительству новой России, география которой уже не одна шестая часть суши, а весь мир.

Для строительства новой России не стоит сносить памятники и вымарывать страницы из учебников истории, надо признать все этапы ее становления. Оценка только должна быть объективной.

«Ты нужен своей стране», - говорили когда-то сотрудники ГПУ и НКВД многим русским изгнанникам, говорили, чтобы обмануть и запутать, втянуть в свои грязные дела.

Теперь этот же призыв должен прозвучать открыто и честно. И как сказал самый русский из всех евреев поэт Александр Розенбаум:

Пусть возвращаются, пусть возвращаются
Хоть мы не стоим их порой,
Из нашей памяти по-глупому ушедших
И не вернувшихся домой…

Одна из давних уже, самых ранних сказок Натальи Абрамцевой была опубликована на страницах «Огонька» более пяти лет назад... Надо ли говорить, как это окрылило юную сказочницу. Она тогда поверила в себя, хотя сказок в ее творческом «багаже» было уже немало.

Но именно общение с читателем, отклики, письма читателей подтвердили окончательную веру в призвание, да, пожалуй, и в самую жизнь, пусть нелегкую... как бы заново открылась перед Наташей прелесть любимого жанра,- его беспредельные возможности. Словно зорче она увидела, точнее, тоньше почувствовала, услышала все то, что окружало ее днем, шепталось с ней ночью и становилось вдруг сказкой — новой, особенной.

Сегодня, когда читаешь именно эти новые, сегодняшние Наташины сказки в журналах и газетах, слышишь по радио, смотришь в телепередачах для детей, чувствуешь, как выросло, окрепло дарование, как расширились самые горизонты этой особенной сказочной судьбы, как углубился и упрочился нравственный смысл негромких, волшебных эссе.

Она пишет коротко, лаконично, очень сдержанно и, кажется, совсем «просто» — избегая и словесного да и сюжетного изыска. Ей дано отыскивать чудесное в обыденном. И она заставляет вас видеть и слышать эти «простые» чудеса так же зорко и внимательно, заинтересованно, как видит и слышит сама. Хотя, кажется, ну что нового увидишь в своей небольшой комнате с окном в обычный московский двор, да и не очень-то к нему дотянешься с постели...

Впрочем, стоп! Наташа, чья стойкость сродни стойкости Корчагина, не допускает разговора о болезнях вообще... И все ее сказочные герои недаром же так деятельны и неутомимы, так редкостно жизнерадостны. Главное же качество самой юной писательницы — душевность, умение Наташи понимать того, кто (или что) оказался вдруг с ней рядом, и, конечно же, поделиться сразу этим знанием с нами, читателями.

Наташе известно, например, «Отчего бывает весело». Именно так она и озаглавливает одну из своих лучших сказок — и кому же не захочется ее прочесть. Ведь так прекрасно быть веселым! Но этому нужно сначала научить себя, убедить себя и тогда подсказать столь же убедительно эту добрую и веселую мысль своим читателям. Наташа это делает с редкостной простотой.

Не случайно даже в названиях многих Наташиных рассказов о чудесном уже заранее подчеркивается мысль о доступной всем нам прелести этих «простых» чудес. «Очень простая сказка»... «Просто хороший вечер»... «Просто взрослая кошка» и так далее. Но это всегда особая простота, полная внутреннего значения...

А еще юная сказочница любит заранее определить самый настрой разговора с читателем. «Сказка о задумчивом воробье», «Волшебная сказка», «Сказка о старых сахарницах», «Шелковая сказка»... Да всего и не перечислишь!.. Только что вышла в свет яркая, радостно оформленная книга Натальи Абрамцевой «Сказка о веселой пчеле».

Но даже солидный тираж — сто тысяч экземпляров, — оказался мизерным: книжка разошлась мгновенно. И вряд ли увидят ее Наташины верные друзья — дети далекой периферии, откуда приходят их письма, добрые, полные благодарности. Впрочем, точно так же пишут ей и люди взрослые, чувствующие высокий нравственно-гуманистический смысл, доверчивость и доброту Наташиного творчества, ту его особую правдивость, где неразрывно объединены фантазия, мечта и действительность.

Облик писательницы — облик, скажем прямо, редкостно незаурядный, он непрост, как сама ее судьба. Он, этот облик, определился полностью, но знают ли Наташу в Союзе писателей?.. Пока еще нет, как ни странно... А ведь этому таланту, как и ее здоровью, нужны внимание, забота и поддержка, помощь...

Н. Толченова Журнал "Огонек" 1986 год №8

I. В начале было слово. Словом был указ Петра № 11. § 20. от 1719 г. «Государству принадлежащие вещи, а именно государственное яблоко, корона, скипетр, ключ и меч имеют в царской рентерии (казне) в большом сундуке за тремя замками в сохранении быть...--В 1737 году после пожара Зимнего дворца бриллианты из царской короны помещаются в Бриллиантовую комнату, специальную кладовую бриллиантовых вещей. Для их охраны поставлены часовые гвардейских полков. С 1884 года драгоценности короны считаются собственностью государства. В 1914 году, после начала первой мировой войны, они спешно увозятся из северной столицы, слишком близкой от государственных границ, в старую Москву, в Оружейную палату, в восьми непритязательных с виду сундуках. В числе сокровищ, упакованных в ящики и сундуки и присланных из Петрограда, уцелели и восемь сундуков с сокровищами короны. «Все цело. Смирнов".— сообщала телеграмма, посланная со станции Клин академиком Я. И. Смирновым. С невероятными трудностями в ноябре 1917 года удалось главному хранителю Эрмитажа приехать в Москву (вспомним, что билеты не продавались вовсе. а переполненные поезда брались с боем), чтобы выяснить судьбу бесценного груза. Бурные события революционных дней не раз подвергали опасностям государственные ценности. Так. например, частям полковника Рябцева удалось 29 октября проникнуть в Кремль и засесть за его стенами. Для захвата Кремля рабочие Смольного выслали отряды красногвардейцев и балтийских матросов. В эти дни "Известия Московского Военно-революционного комитета» печатали: «Любители старины очень боялись за Кремль, который пришлось подвергнуть форменной бомбардировке из орудий всякого калибра. Можем их успокоить: Кремль, в целом. как исторический памятник, сохранился. Ни одно здание, имеющее историческое значение, не разрушено». Зимой 1917-го Кремль был. пожалуй. самым населенным местом Москвы. В маленьких домиках, тянувшихся от Ивана Великого до Спасских ворот, исстари проживал чиновный и служилый люд. В кельях Чудова и Вознесенского монастырей обитала монашеская братия.Пришлые люди — бывшие солдаты. молодчики подозрительного вида в поддевках — сновали между брошенных пушек, снарядных ящиков и битого кирпича.

II. Случалось, комендант Москвы Ян Берзин срочно задерживал уже у ворот неведомо по чьему приказу нагруженный обоз с мебелью и другим добром. Для борьбы со случаями мародерства создана была тогда же, в ноябре, специальная комиссия для охраны художественных ценностей Кремля, Главными «стражами кремлевских сокровищ» стали а эти дни председатель новой комиссии — московский архитектор Павел Петрович Малиновский и художник-импрессионист Евгений Владимирович Орановский. В 1920 году для надежного хранения государственных ценностей по декрету В. И. Ленина был создан ГОХРАН. В 1922 году основан Алмазный фонд РСФСР, с 1924 года — Алмазный фонд СССР. Для научного описания его коллекций создается комиссия под председательством академика А. Е. Ферсмана. Коллектив фонда провел в 1925 г. в Колонном зале выставку наиболее ценных экспонатов, в том числе династических регалий.В небольшой брошюре — «Алмазный фонд СССР», написанной в 1925 году и ставшей сегодня документом истории, провозглашается: "Теперь, фактически перейдя во владения народа, эти сказочные вещи, по отношению к которым не всегда знаешь, что драгоценнее — самый материал или созданный из него творчеством мастера предмет, зажили новой жизнью и так или иначе примут участие в общей созидательной работе... многие из них сыграют и более важную роль, превратясь в столь настоятельно необходимые для рабоче-крестьянского государства предметы, как машины и т. п., и на смену яркому, но безмолвному, мерцанию драгоценных камней придет менее яркое, но более живое мерцание стальных частей машин, поющих песню о мощи народа, строящего новую жизнь". Мерцание каких именно сокровищ Алмазного фонда за годы индустриализации сменилось "живым мерцанием стальных частей", предстоит изучать историкам сегодня. Однако все наиболее ценные, с исторической и эстетической точки зрения, вещи уцелели. Успех блистательной выставки 1967 года, подготовленной к 50-летнему юбилею Октября, превзошел все предполагаемые ожидания и вызвал необходимость постоянной экспозиции, существующей вот уже более 20 лет. Естественно, каждый музей — айсберг, публика видит лишь верхушку. Лишь небольшую часть сокровищ Алмазного фонда высветила на этих страницах камера фотографа-художника Н. Н. Рахманова. Редакция журнала выражает благодарность за консультации работникам ГОХРАНа и Алмазного фонда Галине Николаевне Абрамовой и Евгению Германовичу Габанюку. III. Россия— одна из немногих стран мира, исстари владеющая крупными запасами уникального благородного металла— платины. С 1828 по 1845 год в Петербурге чеканилась платиновая монета. В наши дни из этого металла изготовляют лишь юбилейные памятные монеты и медали, ордена.Приемка и хранение слитков уникальной платины.Приемка слитков золота в ГОХРАНе. ГОХРАН, продолживший 3 февраля 1920 года петровские начинания, и по сей день осуществляет не только приемку и хранение драгоценных металлов, но и пробирный анализ ювелирных изделий, церковной утвари, а также вновь найденных самородков. IV. Овальная камея на крупном изумруде. Портрет Екатерины II работы профессора Академии художеств Егера (XVIII век). В конце XIX начале XX века изумрудную камею заключают в массивную с восемью фестонами золотую раму: к густо-зеленому камню прилегает бриллиантовая лента - символ минувшего "алмазного" века. V. Изваяние, созданное природой,— золотой бюст духа зла, Мефистофеля, Найден на одном из приисков Колымы в 1944 году. VI. Бриллианты Российской короны. Большую императорскую корону, созданную выдающимся мастером Иеремией Позье в 1762 году для коронации Екатерины II, называют гимном бриллианту; 4836 отборных индийских камней соединены в ней в алмазное кружево. Вслед за Екатериной II Большой короной венчали на царство всех российских монархов. VII. Традиционное для русских ювелирных изделий сочетание мягкого свечения жемчуга и «острой» яркой игры бриллиантов — естественно, как зимнее содружество снежной белизны и сверкания ледяных узоров. Один из ведущих мастеров Алмазного фонда В. Г. Ситников использует его в грациозной платиновой броши в стиле XVIII века. Брошь, исполненная по эскизу Ситникова мастерами В. В. Ивановым и Г. Ф. Алексахиным. соединяет воедино 119 бриллиантов и 3 крупные жемчужины. Изящная веточка яблони, соединяющая в едином узоре 64 бриллианта, выполнена по эскизу Н. В. Ростовцевой. VIII. Агнец, объятый пламенем веры,— жертва, принесенная на алтарь отечества: такова, видимо, символика одного из старейших орденов Европы — ордена "Золотого Руна", учрежденного герцогом бургундским Филиппом Добрым в 1429 году. Награждались им лишь особы королевской крови. «Пламя» могли символизировать различные камни. В Пражском экземпляре это густоалые гранаты, в Дрезденском — золотистые топазы, в экземпляре Алмазного фонда — бразильские топазы нежного сиренево-розового тона. Работа середины XIX века.