Старопечатные книги - явление редкое

Появление в обращении памятников славяно-русского книгопеча­тания год от года становится все реже и реже. Особенно это следует от­нести к изданиям XVI и XVII столетий, а к некоторым, вышедшим и позднее. Появление каждого из них представляет теперь явление редкое. И не только теперь, но и 100 лет назад, в расцвет самого широкого собирательства старопечатных славянских книг, когда создавались прославившиеся потом собрания: гр.Толстого, Царского, Кастерина, Ундольского, Сахарова, и другие, большинство изданий указанной эпохи уже составляли большие библиографические редкости, о чем неуклонно и подчеркивали в своих описаниях этих собраний такие авторитетные ученые палеографы и знатоки того времени, как Калайдович, Строев и другие.

Антикварный Отдел «Международной Книги», стоя на страже по­стоянного наблюдения по всему СССР за всем, что появляется в обраще­нии в области старопечатных книг, за последние годы не мог однако приобрести более того, что может предложить в настоящем каталоге.

Но учитывая, насколько трудно добываются в настоящее время ста­ропечатные славянские издания, мы все же с чувством удовлетворения можем указать не только на ряд отдельных первоклассных редкостей, каковые удалось нам приобрести, но даже и на целые подобранные группы крупного значения из периодов острожского, московского, киев­ского, и др.

Рассмотрим их все по группам в хронологическом порядке.

Острожские издания

Группу острожских изданий составляют шесть книг (№№ 1,2,3,5, 7 и 15), из которых пять принадлежат к XVI столетию и в них при­нимал непосредственное участие московский книгопечатник Иван Федо­ров, после своего бегства из России. Все они составляют большую библиографическую редкость и особенно первая из них,

• Псалтирь (№ 1),

как пробная работа Ивана Федорова в новозаведенной типографии князя Константина Острожского. Экземпляр этой Псалтири сохранился превосходно, с заглавным (пе­редним) и выходным (задним) листами. На задней странице выходного листа помещена типографская марка Ивана Федорова, впервые появ­ляющаяся в печати именно в этом издании. Следующая за ней,

• Библия 1581 г. (№ 2),

в отличие от предыдущего миниатюрного издания, поражает своей монументальностью, чистотой шрифта, отлитого специально для этого издания, и отчетливостью печати. Экземпляр абсолютно полный и сохранился превосходно, что для настоя­щего издания представляет большую редкость.

Следующей по степени редкости и значительности происхождения, должно назвать книгу Василия Великого

• «О постничестве», напечатанную в Остроге в 1594 году (№ 5).

Как для Библии был отлит специальный мелкий шрифт, так и для настоящей книги задумано было отлить спе­циальный крупный шрифт, на манер евангельского, которым и отпечатана вся книга объемом более 1000 страниц. Возможно, что этот шрифт и все типографские украшения были предназначены для предполагаемого из­дания евангелия, чего по плану заданий Ивана Федорова и следовало было ожидать в первую очередь, но осуществлено это не было, и примене­ние этого прекрасного необыкновенно-отчетливого шрифта ограничилось только одной этой книгой Василия Великого «О постничестве». К сожа­лению, мы не можем предложить идеально комплектного экз. настоящего издания—в нём недостает гравированного изображения Василия Вели­кого, но оно так редко, что пренебречь экземпляром и с таким недостатком было бы рискованно.

Все острожские издания в равной степени интересны и представляют собою равные библиографические редкости, а в безусловно полном виде и совершенно не находимые.

Виленские издания

Виленские издания у нас представлены 5-ю изданиями (№№ 8, 18-а, 34, 58 и 177), причем древнейшее из них

• (№8) Евангелие учительное, напеч. в тип. Мамоничей в 1595,

представляет собою точную копию Еван­гелия Заблудовского 1569 г., первой книги, изданной Иваном Федоровым после бегства его из России; оно не менее, если не более редко, чем Заблудовское и если бы не недостаток наших экземпляров (отсутствие заг­лавного листа), они ценились бы в десять раз дороже.

Другое, чрезвычайно интересное и редкое издание представляет собою

• виленский Часослов (№ 18-а), напеч. в 1617 г.

В нем все совершенно нео­бычно: заставки, буквы, гравюры, концовки. Больших начальных букв в этой небольшой книге, объемом менее 200 листов, насчитывается 64, при чем 18 из них, совершенно необычного типографского типа, а пред­ставляют копии древнейшего рукописного характера XI—XII вв. стиля, так называемого звериного, с веревочным переплетением. Издание малоизвестное и очень редкое.

Издания Московского периода

Издания так называемого «Московского периода» (1564—1652) у нас представлены целым длинным рядом лет, начиная с Андроника Тимо­феевича Невежи, преемника первопечатника Ивана Федорова, бежавшего из России от преследования черни, и вплоть до главного расцвета Москов­ского периода при царе Алексее Мих. и патриархе Иосифе. Из изданий Невежи у нас имеются:

• Триодь Постная (№4), напеч. при царе Феодоре Ивановиче и первом патриархе Иове в 1589 г. и
• Октоих (№ 6), напеч. при тех же правителях в 1594 г.

Книг, изданных в немногие годы последующего правления царя Васи­лия Ивановича Шуйского (1606—1610), у нас имеется четыре:

• Евангелие напрестольное 1606 г. (№№ 10—12),
• Минея служебная 1609 (№16),
• Минея общая 1609 г. (№ 17) и
• Устав церковный 1610 г. (№18);

все они составляют большие библиографические редкости, а Евангелие 1606 г., в одном из состояний, имеющихся у нас (№ 10), представляет явление уникальное. Это подносный экземпляр какому-либо знатному лицу, а быть мо­жет, и самому царю, с оригинальными миниатюрами изображений еван­гелистов, с такими же заставками и украшениями на полях начальных страниц каждого евангелиста; заглавные буквы в нем также раскрашены от руки, а прописные отпечатаны золотом. Для сохранения миниатюр, они проложены, каждая, шелковой красной фатой, окаймленной бумажной рамкой с раскрашенным орнаментом. Все эти украшения современны изданию книги.

Все издания, вышедшие при царе Василии Ивановиче Шуйском в «его царском дому», как сказано в выходной записи к Евангелию 1606 г., были напечатаны с одобрения патриарха Гермогена.

Следующим и самым продолжительным этапом «Московского периода», было царствование Михаила Федоровича (1613—1645), когда, на протяжении 23 лет, с 1618 (№ 19) по 1641 г. (№ 57) при трех патриархах Филарете, Иоасафе и Иосифе, у нас представлены 23 издания. Из них особенно следует выделить

• 5 напрестольных Евангелий (№№ 35, 38, 45, 52 и 55);
• учебную Псалтирь крупной печати 1634 г. (№46), чрезвычайно редкую как самую боевую учебную зачитанную книгу, и два монументальных издания:
• Псалтирь со восследованием 1632 г. (№ 44) и
• «Устав церковное око», изд. при патр. Иоасафе в 1641 г. (№56), причем следует отметить, что появление «Устава», этой важной церковной книги, необ­ходимой как руководство по исполнению служб, в такой обширной редак­ции, было единственным на протяжении всего XVII столетия.

Самым расцветом «Московского периода» в смысле чистоты печати, исправления текста и замысла предпринимаемых изданий, следует считать время патриарха Иосифа при царе Алексее Мих. (1646—1652 гг.). За это время мы видим изданными важные богослужебные книги, как

• Служебник 1646 г. (№ 61),
• Потребник 1647 (№ 62),
• Евангелие напрестольное 1648 г. (№ 68),
• Часовник 1649 г.(№69).В 1648 г.

была повторена

• грамматика Мелетия Смотрицкого (№ 65), впервые появившаяся в таком расширенном объеме и популярном изложении (предыдущее издание вышло в свет в 1619 г. (№ 22).

В то же время, в 1648—49 гг. выходят чрезвычайно интересные два светских издания—

• «Учение и хитрость ратного строения» (№ 67) и
• Уложение ц. Алексея Михайловича (№ 70).

Первое—совсем необычного, московского типа: отпечатанное впер­вые употребленным особым шрифтом, с гравюрами военного содержания, оно представляло для московского периода явление небывалое. Грави­рованные таблицы для этого издания были взяты из немецкого подлинника и отпечатаны в Амстердаме; интересный заглавный лист был скомпанован в Москве «посольского приказу золотописцем» Григорием Благушиным, но отпечатан также в Амстердаме. Любопытна судьба экземпляров «Учения и хитрости ратного строения пехотных людей». Полные экземпляры, со всеми 35 гравюрами и особенно с заглавным гравированным листом, который не редко мы встречаем факсимилированным, почти никогда не встречаются. Причина этого заключается в том, что книга печаталась в Москве и была изготовлена раньше, чем гравюры, печатавшиеся в Ам­стердаме. Предлагаемый нами экземпляр абсолютно полный и сохранился превосходно, в переплете того времени.

Другая книга светского содержания, это—«Уложение царя Алексея Михайловича» (№ 70), первое собрание законов, которое легло в основу русского законодательства. Это была книга законов гражданских.

Но наряду с этим, патриар­хом Иосифом задумано было крупное предприятие издания законов ду­ховных, а именно книги

• Кормчей Номоканона, что означает по гречески—«законоправильник» (№ 71),

книги, не бывшей доселе в печати и ходившей только в немногих рукописных списках произвольных редакций. В ее основу были положены правила вселенских соборов, применительно к русскому быту и русским законам; над ее составлением работал целый «собор», и, тем не менее, она подвергалась, в процессе окончательной редакции, три раза изменениям: два раза при патр. Иосифе и один раз при патр. Никоне. Под № 71 у нас представлена именно самая перво­начальная редакция, подвергшаяся затем изменению самим патр. Иосифом и во многом переделанная затем патр. Никоном (№ 75). Сохранившие­ся экземпляры первоначальной редакции представляют величайшую библиографическую редкость и известны все наперечет, во всех биб­лиотеках их насчитывается не более 10-ти экз., а в обращении она не появлялась более полустолетия.

Знаменитый никоновский период, 1653—1666, период крупных цер­ковных реформ и крутой ломки обрядовой народной жизни, породившей так называемый «раскол», который так и не был изжит на протяжении чуть ли не 300 лет, у нас представлен 8-ю изданиями (№№ 75,77—79,81, 82,84 и 86), во главе с «Кромчей» (№ 75), о которой было говорено выше. Этой «Кормчей», введенными в нее патр. Никоном новыми статьями, в изменение Иосифовской редакции, и было положено начало раскола, с которым никак не могли примириться сторонники старых обрядов, сохранившие за собой и до сего времени название «старообрядцев».

Спустя 3 года после выхода Кормчей, в 1556 г. Никон выступает со своей «Скрижалью» (№ 78), огромной книгой более чем в 1500 страниц. Раскол, порожденный Никоном, пустил глубокие корни, создал огромное волнение и пришлось принимать какие-то радикальные меры к его по­давлению. В этой «Скрижали» собрано огромное количество документаль­ных доказательств в оправдание введенных Никоном новых обрядов; приведены мнения и даже специальные послания вселенских патриархов и митрополитов и других высших духовных лиц; но убедить Никону удалось весьма немногих, и раскол продолжался, креп и развивался с новой силой.

Из других изданий, вышедших при патр. Никоне, следует отметить:

• Брашно духовное (№ 82), вышедшее в 1661 г. из новозаведенной Никоном типографии в выстроенном им Иверском монастыре;

в нем оригинальные шрифт, и печать, и бумага, не носящие характера трафаретного, про­фессионально-типографского, а есть что-то любительское, самобытное, обнаруживающее непосредственное участие предпринимателя в издании. Обозрение Никоновского периода мы закончим указанием на изда­ние

• Библии 1663 г. (№ 84),

первой и единственной за все время существова­ния в России печати, вплоть до XVIII века, причем, эта Библия не яв­ляется перепечаткой изданной в Остроге в 1581 г., а представляет само­стоятельный перевод и свою редакцию. Книга имеет любопытную гравюру очень сложной композиции, с царем Алексеем Мих. в центре гравюры; внизу миниатюрный план г. Москвы.

После низложения патр. Никона, последовавшего в 1666 году, в 1668 г. вышло любопытное издание

• Служебника с Соборным свитком (№ 89)

и, затем, ряд изданий при патр. Иоакиме в царствование Федора Алексеевича, каковы

• Псалтирь Симеона Полоцкого 1680 г; (№ 108),
• Житие Варлаама и Иоасафа 1681 г. (№ 112),
• Обед душевный 1681 (№ 115),
• Вечеря душевная 1683 (№ 118),
• Евангелие 1692 г. (№ 130).

Все эти изда­ния представляют и иллюстративный интересный материал с участием таких больших мастеров гравировального искусства того времени, как Симон Ушаков, Афанасий Трухменский и др.

Эпоха Петра Великого (1698 —1725) представлена у нас целым рядом интересных вещей, среди которых особенно рельефно выделяется одна крупнейшая первоклассная библиографическая редкость,- это, почти исчерпывающий русской газеты, начавшей выходить с 1703 г.

Это было еще до изобретения гражданского шрифта, впервые появившегося в 1708 г. Листочки в малую 8°, в 2-4 страницы, выходившие не периоди­чески, без нумерации (в 1706 г. вышло 28 нумеров), они с самого момента появления в свет, были обречены на быстрое исчезновение, как действитель­но и случилось. Полного комплекта «Ведомостей» не только за весь петровский период, но даже за отдельные годы его, не имеет ни одна пуб­личная библиотека, и библиографам было много заботы, не прекращав­шейся и доселе, из ряда слагаемых из находящегося в разных библиоте­ках, выявить наличие всего напечатанного.

О «Ведомостях» на 1706 г., о их существовании, впервые стало из­вестно лишь 1821 г. по экземпляру, открытому библиографом М. Мака­ровым в глухой русской провинции (подробности смотрите при описании «Ведомостей», № 139-а), но и то это была лишь частица того, что стало известно потом, как составляющее 1706-й год. В нашем экземпляре, из 28 №№, составляющих этот год, отсутствует лишь один № 13 (да и то не целиком,—сохранилось к нему одно «прибавление») и несколько прибавлений к другим нумерам. Таким образом, мы можем гордиться, имея возможность предложить «Ведомости» на 1706 г. почти в исчерпы­вающей полноте, когда появление в обращении какого-либо отдельного нумера, через длинные промежутки времени, составляет редкое явление.

Из других петровских изданий заслуживают быть отмеченными:

• Арифметика Леонтия Магницкого 1703 г. .(№№ 134—135),

первая русская арифметика; она издана роскошно, снабжена гравюрами Михаила Кар­довского и различными математическими таблицами; будучи единствен­ной учебной книгой по этому предмету, она была в большом употреблении и изнашивалась до полного развала, так что удовлетворительно, а тем более хорошо сохранившиеся экземпляры Арифметики Магницкого пред­ставляют в настоящее время большую редкость.

Интересны затем другие учебники, изданные в петровское время, это:

• Букварь 1701 г. (№ 132) с любопытными гравированными картинками, трактующими о методах тогдашнего обучения,—сечением роз­гою и земными поклонами перед наставником.
• Две книги таблиц лога­рифмов (№№ 137—138 и 147), одна из них с картинкой—фронтисписом, и
• Грамматика 1721 гг. (№ 153).

К разряду учебных книг петровского времени следует отнести и труд справщика московской типографии Федора Поликарпова

• «Лексикон треязычный», 1704 г. (№ 139),—параллельный словарь языков славян­ского, греческого и латинского.

Наконец, петровскую эпоху следует отметить появлением двух крупных исторических изданий, это 1)

• Деяния церковныя и гражданския Барония 1719 г. (№ 150), два огромных прекрасно отпечатанных тома, с гравированными заглавными листами,; и 2)
• Феатрон, или позор истори­ческий изъявляющий повсюдную историю 1724 г. (№ 135), в переводе Гавриила Бужинского.

Издание также монументальное, украшенное гравиров. загл. листом с эмблематическими фигурами и видами С. Петер­бурга, спустя всего 20 лет после его основания.

Цикл петровских изданий завершается изданием, вышедшим уже после его смерти, но непосредственно относящемся к его царствованию, это

• «Правда воли монаршей» 1726 г. (№ 156), трактат, оправдывающий назначение преемником Петра, в связи с судом над царевичем Алексеем Петровичем, именно Екатерину.

Петровской эпохой мы закончим обозрение московских изданий, занимающих у нас доминирующее место. Вслед за ними, по обилию соб­ранного материала и его качеству, первое место занимают у нас издания киевские, представленные, можно сказать, на протяжении всего киев­ского периода, начиная с 1619 г. (№ 20).

Киевские издания

Вопрос о времени возникновения печати в Киеве остается до сих пор спорным. Первенцем киевской печати принято считать «Часослов», вышедший, по заключению библиографов, в 1617 году, но ни один из них не видел экземпляра с сохранившимся заглавным листом и определе­ние года выхода его в свет создавалось ими по внешним признакам и не всеми одинаково единогласно. Каратаев, просмотрев находящиеся во всех известных ему библиотеках 4 экз., также не только не встретил ни одного экз. с заглавным листом, но даже ни одного более или менее полного (Каратаев № 230).

Таким образом, первым датированным произведением киевской пе­чати, следует считать брошюру в 6 листов, вышедшую в 1618 г., содер­жащую в себе приветственные стихи Александра Митуры киевскому архимандриту Елисею Плетенецкому. Экземпляр этой редчайшей брошюры хранится в б-ке им. Ленина, бывш. Публ. и Румянцевском Муз, (Отчет Румянц. Музея за 1867—1869 гг., стр. 65).

• «Книга о вере единой» ( № 20),

возглавляющая у нас киевскую пе­чать, вышла без места издания и только библиографами признанная за киевское издание 1619 г., но далеко не всеми одинаково. Мнения разде­лились. В то время, как одни (Сопиков, митр. Евгений, Ундольский) счи­тали ее изданной в Могилеве, группа других библиографов (Сахаров, Строев, Максимович, Голубев) признавали ее за издание киевское; это мнение было признано более авторитетным и книга зафиксирована у Каратаева (№ 246) как таковое. По времени выхода в свет, «Книга о вере единой» является первой после приветственной брошюры Алек­сандра Митуры, вышедшего из Киевской типографии.

Всех киевских изданий у нас собрано 41. Подавляющее большинство из них, прежде всего, заключает в себе богатейший иллюстративный материал; среди мастеров гравировального искусства, здесь встречаются такие имена, как знаменитый монах Илия, Аверкий Козачковский, Тарасевич, и др. Все издания снабжены иллюстрированными заглавными листами и отличаются вообще нарядной внешностью, свойственной только киевским изданиям. Каждому, из помещенных в каталоге, изданию дано подробное описание в своем месте; здесь же мы коснемся лишь не­которых, особенно выдающихся. Это:

• «Беседы Иоанна Златоустаго на 14 посланий» 1623 г. (№ 29).

Мону­ментальное издание в 3000 столбцов убористой прекрасной печати; книга посвящена Елисею Плетенецкому и снабжена его гербом; переве­дена она с греч. языка по желанию княгини Феодоры Чарторижской и над переводом ее трудились Лаврентий Зизаний, Захарий Копыстенский и Памва Берында. Издание красивое и редкое.

• «Беседы на деяния св. апостол» 1623 г. и
• «Апокалипсис Иоанна Богослова» 1625 г. (№31).

Обе книги в одном переплете; прекрасные изда­ния с обильным иллюстративным материалом, особенно «Беседы», в ко­торых имеется более 20 гравюр, резанных на дереве.

• «Евангелие учительное» 1637 г. ( № 53), с гербом панов Проскуров Сущанских; в тексте до 50 гравюр на дереве, в полстраницу каждая.

Прославленный

• «Требник Петра Могилы» 1646 г.

представлен у нас в обеих редакциях (№№ 60-а и 60-б), с «монашеским чином» и без такового. Разница в редакциях, подробно у нас изложенная при описании этого издания, состоит в том, что в одной редакции, а именно с «монашеским чином», экземпляры предназначались только для черного духовенства в монастыри, и их было выпущено несравненно меньше, чем остальных, назначавшихся для белого духовенства, в городские и сельские церкви. Во всем остальном в редакциях разницы нет никакой и те знаменитые «Заклинательные молитвы от духов нечистых», благодаря которым осо­бенно прославлен этот «Требник Петра Могилы», одни и те же в обеих редакциях. Об этих «Заклинательных молитвах» стоит сказать несколько слов. В былое время, неизвестно откуда, сложилась у темного народа такая легенда, что они обладают таинственной силой способствовать от­крытию клада; для достижения этой цели, лицу, пожелавшему найти клад, стоит только прочитать эти молитвы до тысячи раз.

Вот причи­на, почему мы так редко видим экземпляры с хорошо сохранившимися «заклинательными молитвами», их прямо зачитывали до полного изна­шивания; иногда встречаются экземпляры «Требника» с совсем отсутству­ющими «заклинат. молитвами»,—это означало, что для удобства чтения, их прямо вырывали из неудобной огромной книги. Предубеждение среди мало культурного народа в силе этих молитв и успехе достижения цели было так широко распространено, что Требника не хватало, он рос в цене и цена его заходила далеко за 1000 рублей; этому способствовало еще то обстоятельство, что ни в каких других изданиях «Требника» этих молитв в подобной редакции изложено не было.

Следующим, одним из интереснейших киевских изданий является

• «Патерик печерский» (Жития святых, просиявших в пещерах), представленный у нас тремя изданиями:
  • первым 1661 г. (№ 83) вторым— 1678 ( № 105) и
  • одним из последующих—1814 г. ( №.186)

Это—одна из самых популярных книг, выдержавшая на протяжении двух столетий беско­нечное количество изданий. Первое и второе издания, вышедшие с про­межутком в 17 лет, почти тождественны,—в них по 44 гравюры, пред­ставляющие изображения и сцены из жизни печерских подвижников. К изданию 2-му прибавлены еще 2 гравиров. плана пещер, каковых в первом издании нет. Оба издания редки в равной степени, как зачитанные.

• «Меч духовный», соч. Лазаря Барановича, 1666 г. (№ 88).

Издание любопытное, обильно украшенное (более 50-ти) гравюрами Илии, монаха Киево-Печерской Лавры.

• «Трубы словес» 1674 г. (№№ 100, 101, 102).

Среди гравюр, украшаю­щих это издание, есть одна очень сложной композиции, с портретами царей Алексея Мих., Наталии Кирилловны и трех царевичей. Среди двух разновидностей настоящего издания, помещенных в каталоге, одна (№ 100) замечательна тем, что все гравюры и заставки раскрашены от руки того времени, что бывает только в экземплярах, предназначав­шихся для подношения какой-либо знатной особе.

• «Новый Завет» 1703 г. (№ 136),

посвященный царевичу Алексею Петровичу, представляет также значительный интерес. В книге 12 гра­вюр во всю страницу, все с монограммой известного гравера Леонтия Тарасевича, и 29 мелких гравюр на дереве; на некоторых из них подпись «Ф», на других — «Феодор», гравер Киево-Печерской Лавры. Издание очень редкое. Ровинский, при перечислении работ Тарасевича в своем «Подробном словаре граверов», не указывает этого издания. Пекарский также, очевидно, мало был знаком с этим изданием, т. к. при описании его (№ 61) говорит, что на гравюрах есть подпись Илии, когда в дей-. ствительности ее нет ни под одной гравюрой.

Обращают внимание своей изящной внешностью два томика

• Еван­гелия и Апостола ( № 165), изданные в 1759 году.

Оба они в пергамент­ных желтых переплетах с золотыми тиснениями изображений святых и орнаментами; обрез золотой. В тексте изображения евангелистов и апостолов и изящные гравиров. заглавия.

Обозрение киевских изданий мы закончим указанием на

• Библию 1758 г. (№ 164),

самую монументальную из всех Библий, вышедших до нее. Здесь портрет имп. Елисаветы Петровны, интересный заглавный лист с библейскими сюжетами и видами Киевопечерской Лавры и в тексте множество гравюр в 1/3 страницы перед каждой главой книги.

Другие места печатания изданий представлены у нас в каталоге в следующем виде:

• Крилос, одно издание 1606 г. (№ 13).
• Рохманов, одно издание 1619 г. (№ 21).
• Евью, одно издание 1619 г. (№ 22).
• Львов, 4 издания: 1636 г. (№ 49), 1639 г. (54), 1644 г. (№60) и 1790 г. (№ 179).
• Дельский монастырь в Угровлахии, одно изд. 1647 г. (№ 64).
• Кутеинский монастырь, 3 изд.: 1652 (№№ 72 и 74) и 1654 г. (№ 76).
• Чернигов, 6 изданий: 1686 г. (№ 120), 1691 г. (№ 123), 1702 г. (№ 133), 1708 г. (№ 141), 1716 г. (№ 146) и 1717 г. (№ 148).
• Уневский монастырь, 2 издания 1695 г. (№№ 126 и 127). .•. Могилев, одно изд. 1698 г. (№ 129).
• Почаев, 3 издания: 1783 г. (№ 171), 1784 г. (№ 172) и 1795 г. (№ 183).
• Варшава, 1 изд. 1785 г. (№№ 174—176).
• Гродно, 1 изд. 1787 г. (№ 178).
• И из позднейших мест печатания книг—Уральск, 2 книги 1907 г. и 1908 гг. (№№ 200 и 201).

Некоторые из перечисленных изданий настолько интересны, что зас­луживают быть отмеченными особо. Это, во-первых,

• «Евангелие учительное», напеч. в Крилосе в 1606 г. (№№ 13 и 14), с гербом Гедеона Болобана и гравюрами, резанными на дереве.

Затем, заслуживает быть выделенным

• «Евангелие Учительное», на­печ. в Рохманове в 1619 г. (№ 21);

оно составлено и издано Кириллом Транквилионом; посвящена книга княгине Ирине Вишневецкой. Издание чрезвычайно редкое, так как признано «папистическим» и указом от 1 дек. 1621 г. царя Михаила Федоровича совместно с патриархом Фила­ретом, его велено было все собрать и сжечь.

Первое издание Грамматики Мелетия Смотрицкого, напечатанной в Евью в 1619 г. (№22) также заслуживает быть отмеченным, как очень редкая учебная книга начала XVII стол.

Из Львовских изданий отметим:

• «Евангелион», напеч. Петром Могилою б 1636 г. (№ 49),

чрезвычайно интересное издание, обильно украшенное гравюрами на дереве. Экз. в любопытном оформлении нач. XVIII в. носящем характер раннего русского барокко с элементами южно-русских мотивов.

• Апостол, Львов, тип. Михаила Слезки, 1639 (№ 54) с гравир. изобра­жениями во всю страницу апостолов Луки, Иакова, Петра, Иоанна и Павла.

Другое издание Евангелиона 1644 г. (№ 60), густо насыщенное резанными на дереве гравюрами, коих свыше 70-ти.

Дельский монастырь в Угровлахии представлен очень редким изда­нием Фомы Кемпийского

• «О подражании Христу» 1647 г. (№ 64);

оно напечатано повелением и иждивением Елены, начальницы Угровлахии, жены господаря Ио Матфея Басарабы.

Из черниговских изданий отметим, во-первых, чрезвычайно редкое издание

• «Боги поганские в болванах», 1686 г. (№ 120), находящееся в очень немногих библиотеках.;

Затем,

• Руно орошенное 1691 г. (№ 123 и 124) и другое издание 1702 г. (№ 133).
• «О седми сакраментах, или тайнах церковных» 1716 г. (№ 146): Из­дание украшено 7-ью гравюрами, сообразно семи таинствам.
• Новый Завет 1717 г. (№148), с 20 гравюрами на дереве.

Уневский монастырь представлен двумя изданиями:

• «Зерцало Богословия» 1695 г. (№ 126),

красивое издание с иллюстриров. заглавием, заставками и большими начальными буквами. Издание редкое. Каратаев в своей «Хронологич. росписи» удостоверяет, что на­стоящего издания вовсе не существовало (№ 1073).

• «Евангелие учительное» Кирилла Транквилиона 1696 г. (127).

Это издание является повторением Рохмановского 1619 г., уничтоженного по повелению ц. Михаила Федоровича за «папистический» уклон.

Могилев представлен изданием 1698 г.

• «Диоптра, или зерцало жи­вота человеческого», с несколькими интересными гравюрами.

В Почаеве издана монументальная книга, более чем в 1000 листов, это

• «Апостол толковый» 1784 г. (№ 172), переведенный на славянский язык с древнего греческого оригинала.

В Варшаве, в 1785 г. перепечатана дословно

• «Кормчая» (Церковное око) (№№ 174, 175, 176) с московского издания, напечатанного при пат­риархе Никоне в 1653 г.

Этим мы заканчиваем наш краткий обзор помещенных в каталоге изданий; то, что не договорено в настоящем общем обозрении, читатели найдут все подробности при описании каждой отдельной книги, как о ее содержании, значении, иллюстрациях, сопровождающих то, или иное издание, и степени его редкости.

Состояние экземпляров как с внутренней, так и с внешней стороны всегда указано нами подробно. Недостатков в приобретенных нами экземплярах не мало, от них не сво­бодно большинство книг, но такова участь старопечатных славянских книг; в идеальном, совершенно полном состоянии, во всех библиотеках мира их сохранилось ничтожное количество и библиографам не редко, для выявления всего принадлежащего тому или иному изданию, прихо­дилось прибегать к сумме слагаемых из фрагментов, хранящихся в разных библиотеках.

Причин, постигших старопечатные славянские книги такую печальную участь, было две: первая, что большинство славянских изда­ний было практического характера, книги богослужебные, которые изна­шивались при церковном употреблении; или книги для популярного чтения, которые были также в большом употреблении. Вторая причина, это не высокий культурный уровень прежнего русского читателя, которому никто не делал никаких внушений, как с книгой следует обращаться и как нужно ее беречь, и книга изнашивалась и рассеивалась до крайних пределов.

Насколько редки не только абсолютно полные, но более или менее удовлетворительно сбереженные экземпляры, знают только лица, близко стоящие к их собиранию.

С чувством удовлетворения мы должны отметить, что приобретенный нами материал, помещенный в настоящем каталоге, если частично и не свободен от некоторых недостатков, свойственных изданиям XVI и XVII столетий, то эти недостатки не мешают изучению красот, которые таятся в памятниках славяно-русского книгопечатания, а красот этих рассеяно в них не мало.

С одной стороны через знакомство с старопечат­ными изданиями мы наталкиваемся на изумительные рисунки, украшаю­щие многие из них, разнообразные типографские украшения в виде за­ставок, заглавных букв, концовок, рассеянные по их страницам и соста­вляющие драгоценный материал для изучения славяно-русского искус­ства. С другой стороны, знакомство и изучение самого шрифта, чрезвы­чайно разнообразного, от самого художественного до самого грубейшего, приводит нас к выводам о культурности той страны, или того места, где книга была напечатана.

Наконец, знакомство с предисловиями и послесловиями авторов и составителей книг, их издателей и типографов, а также посвящения и гербы, представляют драгоценный материал как для истории просвещения и художественной деятельности славянских народов, так и для изучения типографского и гравировального искусства.

Консультант Антикварного Отдела В/О «Международная Книга»

П. П. Шибанов

Памятники славяно-русского книгопечатания. Антикварный каталог №29

Электронная копия каталога (купить).

Много чего интересного хранят старые книжные переплеты. Вот и теперь перелистывая пожелтевшие от времени страницы наткнулся на смятый листок, содержание которого иллюстрирует состояние революционной пропаганды образца 1905 года. Долго не мог понять, что же напоминает этот текст в старой орфографии, и наконец понял - это же обычный плохой перевод с одного из европейских языков! А впрочем, судите сами:

Чего хотят люди, которые ходят с красным флагом?

Люди, которые ходят с красным флагом, хотят:

• Чтоб вся земля дворянская, купеческая, казенная, удельная и всякая иная была передана в пользование всему трудящемуся народу. Земля не есть создание рук человеческих, и поэтому никто не должен иметь собственности на нее. Вся русская земля должна принадлежать всему народу. Пользоваться землей должен только тот, кто обрабатывает ее сам и трудом своей семьи без наемных работников. Всякий, кто желает обрабатывать землю, получает ее столько, сколько сможет обработать.
• Они хотят, чтоб всем городским рабочим, фабричным, заводским, мастеровым и ремесленникам, служащим в трактирах и приказчикам в лавках и другим трудящимся людям, были обеспечены:
  • Восьмичасовой рабочий день и полный воскресный отдых,
  • Хорошая заработная плата, чтоб все эти люди могли жить по-человечески.
• Они хотят, чтоб каждое бедное семейство, на случай смерти отца, получало из казны пособие.
• Они хотят, чтобы Думы больших городов построили большие дома, где были бы для бедных людей дешевые, сухие и удобные квартиры.
• Они хотят, чтоб в городах были построены большие приюты, где все безработные и бездомные люди могли бы получить без платы ночлег, горячий ужин и горячий завтрак.
• Они хотят такого закона, чтоб во всех рабочих помещениях и мастерских было чисто, сухо и светло.
• Они хотят, чтоб все дети, мальчики и девочки, сироты и нищие, могли ходить в хорошую школу, без платы, на казенный счет.
• Он хотят отмены выкупных платежей с крестьян.
• Они хотят, чтоб сахар, вино, керосин, спички, железный и стальной товар подешевели. Для этого нужно сложить с этих товаров казенный акциз. Если все это будет сделано, русский народ будет спокойнее и богаче, станет покупать больше товаров. Вырастут торговля и промышленность.
Люди, которые ходят с красным флагом, хотят, чтобы чиновники, генералы, министры и всякое начальство, и полиция, перестали владеть и управлять Россией. Чиновники и полиция выжимают из народа сок, обдирают его, как липку. Они толкнули Россию в позорную японскую войну. В этой войне Россия потеряла четыреста тысяч солдат, весь флот, истребила без пользы три тысячи миллионов рублей, потеряла Порт-Артур и всю Маньчжурию и лучшую часть Сахалина. Вот что сделали с Россией чиновники и министры.

• Мы хотим, чтоб вместо чиновников правили русским государством выборные от всего народа, по одному выборному от каждого уезда, семьсот выборных от всей русской земли.
• Мы хотим народной власти и народного управления.
• Мы хотим отмены земских начальников, становых, исправников и прочей полиции. Они употребляют свою власть для пользы богатых и угнетения всего народа.
• Мы хотим устройства земской волости на новых основах.

Точно также, пусть уездные и губернские земства, а также городские думы избираются голосами всего народа без различия звания и богатства. Губернаторы, исправники, городские головы и все другие начальники должны быть избраны голосами и решением всего народа.

• Мы хотим, чтобы нигде не было иной власти, кроме выборной, и чтобы всякая власть была подотчетна народу.
  

Люди, которые ходят с красным флагом, хотят шести свобод:

• Свобода собраний. Чтобы все люди могли свободно собираться в закрытых помещениях или на площадях и мирно разговаривать о своих делах. Так велось на Руси в старину, но потом чиновники и полиция запретили русскому народу свободу собраний.
• Свобода слова. Чтобы все люди на собраниях, и на улице, и в домах могли свободно говорить о своих обидах, обличать неправду и обсуждать о том, что есть правда. Скоты бессловесные молчат. Люди должны говорить, не опасаясь стеснений.
• Свобода печати. Чтобы все газеты могли свободно печатать о народных обидах, о взятках чиновников и полиции, а также о том, что нужно сделать для народного блага.
• Свобода союзов. Чтобы все люди могли соединиться в союз и учреждать общества для защиты своих интересов. Таковы: крестьянский союз, союз железнодорожных рабочих, союз торговых служащих, союз пекарей, союз типографов и наборщиков, союз трактирных служащих, союз извозчиков, и многие другие.
• Свобода веры. Чтоб люди всякой религии, православные, старообрядцы, униаты, католики, магометане, евреи могли без стеснения строить свои храмы и молиться в них, каждый по-своему, и все имели бы одинаковые права. Россия занимает шестую часть света. В ней живет сотня различных народов, 150 миллионов людей. Для всех этих миллионов людей в России довольно места. Русские народы не должны враждовать между собой. Иначе Россия дойдет до крайней гибели и распадется на части. Иностранные государства воспользуются нашими бедствиями и разберут половину русских областей, Польшу, Финляндию, Остзейский край и Кавказ. Все русские народы должны жить, как братья в общем согласии и любви. Тогда Россия будет первая страна в мире.
• Свобода стачек. Мы хотим, чтоб все рабочие люди, городские, ремесленники, сельские батраки и безземельные арендаторы, имели право устраивать забастовки и требовать таким путем повышения заработной платы и улучшения своей участи.
• Мы хотим полной отмены паспортов, чтобы можно было свободно проживать, где кто хочет.
• Мы хотим гласного, для всех равного суда. Чтоб можно было тащить к мировому городового и околоточного, и самого важного чиновника, чтобы судья судил всех по совести и наказывал равно за нарушение закона и за вину и чтобы судьи были выборные от всего народа.

Вот чего хотят люди, которые ходят с красным флагом. Вместе с ними ходит половина русского народа, фабричные рабочие, мелкие служащие, студенты и другие образованные люди. Другая половина – самая темная, самая несчастная. Полиция натравливает ее против нас и говорит: «Бейте крамольников. Они стоят против Царя».

Русские граждане! Здесь дело не в Царе, а в чиновниках и полиции. Царь живет в Петербурге, а полиция везде. Царь живет в Петербурге, а Россия растянулась на пятнадцать тысяч верст. Нельзя такую огромную страну управить из Петербурга. Чиновники и полиция довели Россию до последнего, а они никому не дают отчета в своих действиях. Пусть наши выборные люди из всех городов и уездов съедутся в столицу в Государственную Думу и вместе обсудят, как надо управлять Россией.

Русские граждане! Зачем вы нападаете на нас с дубинами и ножами? Зачем вы защищаете власть полиции? Разве она мало вас бьет и обижает? Разве вам и вашим детям живется сладко? Разве вы не самые бедные, самые голодные, самые несчастные из всех? Разве вам не нужны перемены?...


• Не нападайте на нас! Мы – ваши братья.
• Мы хотим свободы для себя и для вас.
• Мы хотим земли для всего народа.
• Мы хотим власти для всего народа.
• Мы хотим общего народного управления.
• Мы хотим счастья, большого заработка и лучшей жизни для себя и для вас, для своих детей и для ваших.

Крепко обдумайте этот листок, разберите каждое слово. А если в чем усомнитесь, идите к нам для дружелюбной беседы. Не нападайте на своих братьев, как Каин на Авеля, не бейте в одиночку беззащитных людей, чтоб не было на вашей совести незамолимого греха и чтоб от вашей жестокости Россия, измученная начальством, не дошла до конечной гибели и распадения.

Три Музы, родных по духу, поселились на Вершине Священного Холма. Имена их: Бедность, Мечтательность, Возмущение. И как ни странно, на первый взгляд, сопоставление этих трех имен, все они - сестры, все подают друг другу руки, сплетаясь в дружеском хороводе. Бедность - дар, которым Монмартр еще в колыбели награждает своих питомцев, ночующих под открытым небом или аркою моста, - девушку, скитающуюся с детских лет по барам и шантанам, юношу с геркулесовыми плечами, иронией судьбы обреченного сжимать пустые кулаки или в темную ночь скользнуть с перил моста в черную воду Сены.

Левую руку эта Старшая из сестер подает Мечте, украшающей незабудками светлые локоны монмартрской Mimi Pinson, уносящейся в вихре вальса в объятиях своего рыцаря - хоть бы на час, правую - Возмущению, неизбывно кующему свой железный меч над головами пока еще беспечно пирующих, бросающему дерзкий, безумный вызов глухой и слепой Старухе, Жизни.

Бедняк возмущается, конечно, - кому же и ковать меч, как не обойденному пасынку Судьбы, - но он же и сплетает в один венец золотые и багряные нити окрыляющей его Мечты, без которой он не в силах поднять тяжелый меч, повиснувший на его плечах. И - ах как умеют мечтать на Монмартре! Даже рифма подобралась на Священном Холме: жить - страдать, любить - мечтать (vivre - oumer, souffrir - rener).

Три художника, совершенно различных по вкусам, тенденциям и темпераментам, отразили в своем творчестве взаимодействие этих трех Муз, тесно связанных друг с другом, неразлучно прогуливающихся по Монмартру рука об руку, словно кровные родные сестры.

Из них первый и самый крупный -

Стейнлен,

швейцарец, - рисовальщик, умеющий как никто изобразить стиснутые от голода зубы, поднятые к Небу кулаки, расширенные страданием глаза... Эти слишком "реальные" изображения действительности, эта чувствуемая в каждом штрихе, сдерживаемая, еще потенциальная энергия изображаемого Стейнленом класса, заставили его покинуть на долгое время Париж, куда он явился в 1882 году из родной страны и где впервые в гостеприимном Chat noir начал крепнуть и развиваться его мощный талант.

В 1890 году появился известный сборник песен Аристида Брюана, озаглавленный "На улице", иллюстрированный его другом и единомышленником Стейнленом. Вопреки мнению некоторых критиков, я решусь утверждать, что у Стейнлена совершенно не ярко чувство национального, французского, так рельефно выраженное у других монмартрцев, хотя бы у Виллета, Форэна. Не будучи парижанином по крови, он и в творчестве своем подчеркивает черты и настроения, слишком общечеловеческие, слишком интернациональные, - свойственные всем временам и народам.

Если на Монмартре, где он живет до сих пор и провел значительную часть своей жизни, на этом чердаке "Города Света", где голод и проституция свили себе мировое гнездо, Стейнлен находил наиболее характерные для своего замысла выражения, то это от того, что здесь резче, ярче, выпуклее, огненными точками горят эти Имена мирового Страдания. И с одинаковой силой и экспрессией воспроизвел Стейнлен фигуры лондонских бедняков, силуэты бретонских крестьян.

Техника рисунков Стейнлена поражает своей простотой и как бы скупостью красок, линий... Но, несмотря на это, никто не умеет так изобразить трагедию безработицы в одном наклоне плеч, угрозу - в поднятой руке, отчаяние - в согбенной спине, уверенность - в твердом шаге и упругих мышцах.

Конечно, Стейнлен - тенденциозен, "литературен" в той небольшой степени, которая еще не вредит искусству, но уже проводит легкую грань между художником-апостолом и служителем "чистого" искусства, каким является например Форэн, для которого изобразительность важнее изображаемого, форма прежде сюжета. Быть может, потому, - при всем огромном даровании Форэна, рисунки его оставляют нас равнодушными к исполнителю, тогда как Стейнлену в высшей степени присущ дар "зажигать сердца" своим опьяняющим энтузиазмом, своей уверенностью в грядущем торжестве его сегодняшнего "бесприютного" ("sans gite"), которого он так любит изображать, - то в сумерках догорающего дня, то на фоне серой безучастной реки, то укрывшегося под аркадами моста от злобствующей непогоды.

Но и романтизм Монмартра, поэзия страданий, красота лохмотьев - не остаются невоспроизведенными в творчестве Стейнлена. Его иллюстрации к романсам Дельмэ - свидетели того, что и ему близок этот, подернутый даже в минуты веселья дымкой нежной грусти, Монмартр, и он пел на улицах его вместе с бродягами и проститутками под звуки охрипшей скрипки песенку о Звезде Любви, неизменно влекущей к себе униженных и обойденных судьбой. В отличие от Виллета, Леандра и других монмартрцев, Стейнлен весь отдался воспроизведению трудящегося и обездоленного класса. Монмартр в его изображении не место веселья, а место страдания; но с прозорливостью Апостола и непосредственностью истинного художника он предвидит предел его и наступление новой светлой жизни, залог которой он видит в изображаемом им "сокровище смиренных".

В 1890 г., когда над Монмартром взошла новая звезда - шансонетная певица Иветта Гильбер, она принесла с собой целое новое течение, проникнутое духом Гюисмановского романа "Au rebours" ("Наоборот"). Если герой Гюисманса - Esseintes, воспевавший "декаданс" в искусстве и жизни, - бледность лица, худобу тела, блеклые тона, находивший прекрасным так многое несимметричное и алогичное, то героиней этого нового течения будет Женщина, презревшая - ради ли денег, бравады или органического духа протеста - условные, изжитые формы бытового и семейного уклада.

Эти современные гетеры - Иветта, распевающая с потупленным взглядом, в черных до плеч перчатках, самые рискованные куплеты; эти исхудалые, как бы вылинявшие женщины, с голодным блеском в потускнелых глазах, толпящиеся вечером у дверей Монмартрских кафе, - вдохновили своим озлобленным и мятежным духом творчество второго из описываемых художников,

Тулуз Лотрека.

Он - завсегдатай всех этих баров, кафе, ночных притонов, - подошел близко, вплотную, к жизни этих несчастных, изучил их, как изучает натуралист жизнь насекомого, ботаник - строение растения.

При посредстве совершенного микроскопа Жизни, он детально исследовал их, не щадя при этом ломких крыльев, хрупких лапок, тщедушного тела этих бабочек-однодневок. Но при этом исследовании Лотрека поразили совсем не те свойства и черты, которые фиксировали внимание других изобразителей жизни "maisons closes", например Мопассана.

Только уродливо-убогое, только жалко-искалеченное, достойное пинка, глумления или сострадания, - смотря по зрителю, - подмечает он в этих тощих фигурах с зеленоватыми лицами, желтыми волосами, угловатыми движениями, циничными жестами. Что, кроме отвращения, может внушить поверхностному наблюдателю эта изможденная фигура женщины, расчесывающей в неопрятной постели свои жидкие, вытравленные краской и щипцами, волосы?

Или иронически названная им "профессиональная красавица", нагло предлагающая себя сидящему перед ней буржуазному денди в перчатках? Или проститутка, забывшая в тяжком тупом оцепенении, что гарсон уже подал ей традиционный "бок" пива на залитый столик ночного кафе? Но вглядитесь пристальнее - какая неизбывная горечь в этих опущенных углах рта, какая невыразимая печаль в складках возле глаз, какая грусть во всем этом, какое безысходное отчаяние...

И везде - будь то на скамье бульвара, за прилавком кафе, на балу в "Moulin Rouge" - везде змея тоски обвивает эти впалые плечи, преждевременно увядшие лица, червь нищеты разъедает эти поблекшие щеки, желтые зубы... Кажется, что художник задался целью собрать, как в фокусе, все отталкивающее, все отвратительное из этих подонков человеческого рода, - изобразить все это с беспощадной непосредственностью своего ремесла, но, к общему изумлению, зрелище этих жалких парий общества вызывает совершенно иное, противоположное настроение, навевает невыразимую печаль, поднимает мятеж против быта, в котором возможен подобный "декаданс" человечества, как такового.

Мне живо вспоминается впечатление, вынесенное мной с посмертной выставки картин Тулуз-Лотрека. Три залы галереи Duran Ruel'я были наполнены изображениями во всевозможных видах этих желтых, зеленых, рыжих, изможденных, отупелых от пьянства и порока лиц и фигур. И никакая проповедь, никакая Армия Спасения, ни вороха фолиантов, написанных на тему торговли плотью, не произвели бы того потрясающего, ошеломляющего впечатления, какое навеяли на меня три залы галереи парижского мецената-художника.

И как бы дополнение к выставке, этому - поистине "царству униженных и оскорбленных", я увидела при выходе на бульвар трех женщин - живых копий с картин Лотрека, таких же жалких, тощих, "слинялых", с жадным любопытством читавших афишу о сезонном выступлении Сары Бернар в роли Маргариты Готье, столь знакомой им всем "Дамы с камелиями". Безжалостная, беспощадная ирония!...

Лотрек был калекой, хромым, и, быть может, этим объясняется его склонность к мрачным уродливым тонам и мотивам. в его ранней смерти и в характере болезненно-мощного творчества есть какое-то сходство с судьбой недавно погибшего философа Вейнингера, с такой страстностью собравшего, точно в фокусе, все отрицательные и слабые стороны женской природы и духа.

Лотрек еще в детстве получил художественное образование, много путешествовал по Испании, Англии... Но Париж, куда он приехал в 1883 г., дружба с Брюаном и Форэном, влияние произведений Дегаса (Дега) и Ренуара, оказались решающими в его призвании... В 1901 г. он скончался в Альби, в полном расцвете своего замечательного, еще не оцененного по существу, дарования.

Если Стейнлен, социальной идеолог, и Лотрек, пессимистический декадент, вдохновлялись по преимуществу Музою Бедности и Возмущения, то в царстве Мечты первое место, конечно, занимает лирик и поэт Священного Холма,

Виллет.

Бледный рыцарь, Пьеро в голубом плаще, поджидающий свою Коломбину у выхода из цирка, - для нее бренчащий au clair de la lune свой нежный и меланхолический romanzero, - немножко смешной, слегка задумчивый, всегда влюбленный и беззаветно-преданный предмету своей страсти, - вот Парижский Певец Прекрасной Дамы, - Адольф Виллет. Голубой цветок его поэзии - это воспеваемая им парижская гризетка, "Mimi Pinson", очаровательно -беспечная и грациозно-кокетливая, в чепчике служанки, ласкающая лошадиную морду на улице или с картонкой модистки скользящая по тротуару парижского бульвара...

О Виллете, этом Ватто Монмартра, конечно, можно сказать, что он глубоко национален, что в нем, больше чем в ком-либо другом из монмартрцев , воплотился дух Парижа, аромат старого романтизма с примесью новейшего запаха модернистого "Fin de Siecle". Где, как не в Париже, где, как не на Монмартре, он найдет это очаровательное легкомыслие, эту нервозную утомленность, этого Пьеро с синими кругами под глазами, эту Коломбину с лукавой улыбкой и тенью грусти на бледном лице, - весь этот романтизм, сантиментализм и лиризм, но уже не безмятежно-средневековый, а беспокойного двадцатого века?

Виллет не закрывает глаза на действительность, он с грустью замечает, что явился на свет несколькими веками позднее, чем следовало бы, и потому предлагает нам петь (его рисунок "Песнч"), улетать на крыльях Пегаса в дивное царство творимой им Мечты, которая одна дает забвение утомленному и измученному человечеству...

В 1888 г. Виллет выпустил первый номер иллюстрированного журнала "Пьеро". На обложке его - два арлекина, - один в белом, другой в черном, художник и поэт, опускают в землю гроб, в котором покоится Юность. "Десять лет Богемы", - гласит надпись. Лучшей и характернейшей вещью Виллета считается "Parce Domine", - изображение пестрого карнавала жизни, начинающейся весельем, смехом, поцелуями, и кончающейся всегда одним и тем же, - Смертью.

Это - та грустная нота, которая звучит в его "Песне", тот траурный флер, который торчит из-под бубенчатого колпака Пьеро, и в этой смеси радости и печали, беззаветности и рефлекса, юмора и меланхолии, Виллет, близко подходящий по настроению к другому Рыцарю Прекрасной Дамы, - нашему поэту Александру Блоку, - наиболее ярко отразил душу современности, настроение конца прошлого и начала нынешнего века.

Кроме перечисленных художников, стоило бы назвать еще некоторых монмартрцев, как-то: юмориста Леандра, дающего в своих плакатах и шаржах каррикатуру гротеска (в духе прежних классиков шаржа, Домье и Монье), Форэна, сюжеты и манера которого изобличают в нем чистокровного парижанина, - бесстрастного, искусного мастера своего дела, Валлотона, Метивэ, Абель Февра и еще многих других...

Но все они только повторяют или разрабатывают мотивы, более или менее намеченные Стейнленом, Лотреком и Виллетом, потому что эти воплотили в своих произведениях три великих фактора, движущих мировой процесс на протяжении все истории развития человечества.

Северное сияние №2 декабрь 1908/Художники Монмартра - Анастасия Чеботаревская/

История издательства "Земля и Фабрика"(ЗиФ)

В отличие от многочисленных кооперативных и частных издательств издательство ЗиФ «Земля и Фабрика» изначально создавалось на государственной основе. За первую пятилетку существования издательства «ЗиФ» с 1922-1927 год тиражи выпускаемых книг и журналов превысили миллионы экземпляров.

Как писал журнал «30 дней»: «если уложить в один ряд страницы всех выпущенных издательством книг,- длина их составила бы 52 000 километров (6800 миль)! Такой лентой можно было бы обернуть земной шар по экватору и еще остался бы «кусочек», равный расстоянию от Москвы до Владивостока…».

В первые два с половиной года «ЗиФ» - универсальное издательство. В этот период идет лишь только нащупывание читателя, отыскание путей к овладению им. Во второй половине 1925 г. наступает перелом, «ЗиФ» сосредотачивает все свои силы на выпуске только художественной литературы.

Основой писательского коллектива редакции составляли виднейшие писатели, вышедшие из рабочей и крестьянской среды: Ф.Гладков, А.Неверов, Вл. Бахметьев, Н.Ляшко и др. В 1930 году издательство ЗиФ вошло в состав Государственного Издательства Художественной Литературы (ГИХЛ).

3-го января 1903-го года русская периодическая печать празднует двухсотлетний юбилей своего существования. Событие это настолько важно, что следует отдать себе отчет в его значении.

Как и многое другое в нашей жизни, повременная (периодическая) печать возникла при Петре I-м. Это дело его почина и, несомненно, одно из самых прочных из затеянных им дел, потому что вообразить себе теперь Россию без повременной печати так же невозможно, как человеческое жилище без приспособлений для света и тепла. Если газета или журнал не стали еще необходимостью для каждого грамотного человека, то несомненно к этому все ведет и идет.

Но, конечно, издавая свой указ об основании первых русских "Ведомостей", Петр I шел не столько навстречу возникшей в его дни потребности, сколько потребности будущей России, которую он пытался создать по образцу западно-европейских государств и отчасти создал уже при своей жизни. Таким образом, на первой же странице истории русской печати мы встречаем имя Петра.

По-видимому, несмотря на старания наших историков и публицистов свести значение этого замечательного человека, его инициативы и личности к нулю, - нет никакой возможности сделать это. В нем была творческая мысль, которая дает себя чувствовать через столетия. Часто ошибаясь, часто впадая в подражание современному ему западному строю, Петр все же решил вопрос, как быть России, русскому полуазиатскому народу среди своих европейских собратьев, и решил его в том смысле, что жизнь государства должна быть подвижной, что в ней должны быть искание лучшего и стремление к нему, должны быть наука, знакомство с бытом чужих народов, литература, искусство, пресса...

Что Петр не понимал и не мог понимать значения прессы, как понимаем его мы, - это само собой разумеется. Пресса для нас - выразительница общественного мнения. Петр знал, что оно существует даже в России, считался с ним, разъяснял через типографский станок или церковную кафедру некоторые свои дела и преобразования, но "Ведомости" он основал прежде всего для удовлетворения любознательности, которую всячески поощрял.

Указ о "Ведомостях" был издан 16-го декабря 1702 г., а первый № русской газеты вышел 3-го января 1703 г. в Москве, при монастырском приказе. Содержание его немудреное и не выходит за пределы того, что мы называем "хроникой". Сначала сообщается о числе отлитых новых пушек и ядер, о числе учеников в "математической штюрманской" и других московских школах, о числе новорожденных в столице; затем идут сведения об осаде Орешка (Шлиссельбурга), и корреспонденции: из Персиды, откуда идет подаренный царю слон; из Казани, где нашли медную руду; из Олонца, где какой-то поп Иван Окулов, собрав 1000 добровольцев, пошел на свискую (шведскую) границу, много застав разорил, перебил тысячи людей и пожог несколько деревень и т.д.

Другие №№ "Ведомостей" - в том же тоне. По их поводу можно без риска сказать, что важно не их содержание, а самый факт, что они были. Была дана форма для будущих изданий, была сделана попытка расшевелить русского обывателя и его любознательность. Как большинство начинаний Петра "Ведомости" били в ту же точку: они открывали человеку огромный новый мир. Случайно, отрывочно, на серой бумаге и суконным языком говорили они ему о том, что делается в свиской земле, в Ингерманландии, в западной Европе вообще; самым фактом своего существования заставляли думать о чужих странах.

Это было важно и существенно, хотя в данном случае делалось без системы и без идеи. Одинаково без системы и без идеи печатались сведения из русской жизни. Никакой цельной картины ее по этим сведениям нарисовать нельзя, но все же и здесь было признано почему-то нужным, чтобы обыватель знал о числе отлитых пушек, об успехах затеянного царем просвещения.

Читателю намекали, что в какой-то хотя бы ничтожной степени все это его касается, все это не только государственное, но и его собственное дело, с которым должны быть связаны его личные мысли, чувства и интересы. До Петра даже такие факты держались в секрете, составляли государственную тайну; газета (куранты) печаталась и писалась только для царя и придворных; теперь она вышла на улицу.

В первый год своего существования "Ведомости" вышли 39 раз. Каждый № печатался приблизительно в 1000 экземпляров, и не только усердно читался, но и переписывался по несколько раз, входя почти целиком в рукописные сборники. В 1728 году "Ведомости" были причислены к академии наук и переименованы в "С.-Петербургские Ведомости".

*) Пекарский "Наука при Петре Великом"
А.И.Пыпин "История русской литературы"
А.Пятковский "Из истории нашего литературного и общественного развития"

Новый год, как известно, до Петра Великого начинался с первого сентября и, подобно другим торжественным дням, знаменовался в Москве особым церковным обрядом, или, как тогда говорили «действом».

Оно состояло в том, что патриарх со всем духовенством Первопрестольной служил торжественное молебствие на соборной площади против Красного крыльца. Царь и бояре присутствовали в роскошных праздничных нарядах.

После молебствия царь и патриарх занимали особые устроенные для них богатые седалища, и все духовные и светские власти столицы, подходя по очереди, поздравляли их с новым годом. Вслед за тем народ бил царю челом до земли и многолетствовал его.

Так было до 20-го декабря 1699 года, когда вышел знаменитый указ Петра Великого о том, чтобы следующий год (то есть 1700-й) считать не с 1-го сентября, а с первого января. На первое января государь велел убрать всю Москву, которая тогда была еще его резиденцией, можжевеловыми, сосновыми и еловыми ветвями и сохранить это украшение до 7-го числа.

• Перенос нового года был позже использован в старообрядческой пропаганде, которая утверждала, что Адам был искушен яблоком, которое в январе было бы просто негде сорвать. В то время, как сентябрь самое время для урожая яблок (Соловьев А.Ю.)

Встреча нового года была отпразднована великолепным фейерверком и пальбой в Кремле, которым вторили пальба и фейерверк во всех концах города; было предписано во всех служилых и купеческих домах столицы палить из собственных маленьких пушек и пускать ракеты. Кроме того, всюду были зажжены костры и смоляные бочки…

Так отпраздновала Москва свое вступление в новое столетие – восемнадцатое, а вместе с тем и в новую жизнь, к которой звал всю Русь Великий Преобразователь.

Журнал для всех 1901 №1 84-85

I.

• Мне было тогда восемнадцать лет и в порыве увлечения я не почувствовал как сдвинулся со своего места и пал перед ней на колени…
• Тихая весенняя ночь, расцветающие деревья были вокруг нас, ясное небо, луна и блестящие звезды – над нами, а во мне – чистая душа без всякого пятна грубого желания, чистая любовь без всякой злой и грешной мысли.
• Тогда она смеялась над моими мечтами.

I (a).

• Мне было тридцать лет, и после долгих размышлений, я решил, что пора пасть перед ней на колени, и просить ее руки…
• Вокруг нас была та же тихая весенняя ночь, над нашими головами простиралось то же ясное небо с луной и блестящими звездами, но во мне – запятнанная черными пятнами душа, нечистые воспоминания и сердце, полное злых умыслов.
• Я смеялся внутри себя над своим лицемерием, а она так внимательно слушала меня!...

II.

• … Я был тогда еще совсем молод, и много во мне было такого, чего теперь уже нет: вера в свои силы, в ценность жизни и сильная любовь к людям.
• В своей надежде, я рисовал себе богатую перспективу, полагал в себе силы творить большое и важное, пересоздать миры…
• В своей вере я видел жизнь – полную счастья, а людей – чистыми и возвышенными, славными и очень хорошими.
• И по мере того, как я любил этих многих добрых, я в той же степени ненавидел и презирал единичных злых, которые портят своими надменными страстями и злой волей хорошо установленный порядок жизни.
• Они были в моих глазах мучителями жизни. Моя душа возмущалась, все чувства во мне восстали. Будь я сильным оратором , - грезил я, - и я сделался бы тяжким обвинителем!

II (a).

• С тех пор я сильно переменился. Я постарел, и давно перестал верить в свои силы, в счастье жизни, а к людям… нет, я лучше умолчу и не назову того чувства, которое я к ним питаю. Я вижу уже не единичных злых людей, творящих несправедливость, но моя душа уже не возмущается, мои чувства уже не восстают против всего этого.
• Будь я оратором, - думаю я в скорбном отчаянии, - обладай я даром слова, - и я сделался бы защитником!...

"Кто не был на Монмартре, тот не видел Парижа", - гласит не без основания одна французская поговорка. И, в самом деле, кто из нас – людей ХХ века, отравленных ядом скептицизма, вкусивших плодов древа Красоты, рано утомившихся, поздно вступивших на культурно-европейский путь, - кто из нас, посетивших "Город Света", не вдыхал приятного аромата Священного Холма, не ослеплялся цветением огней "второго Геликона", как прозвали французы сердце Парижа – Монмартр.

Несмотря на разницу культур, на огромное несходство местных и бытовых условий развития нашей страны, мы не чувствуем себя чужими – здесь, на вершине священного Холма, где Радость и Печаль крепко держат друг друга в братских объятиях, где нежная песенка Коломбины заглушается мрачным хохотом Арлекина, где из-под колпака Пьеро выглядывает подчас такая жуткая маска, где наслаждение и отчаяние, жизнь и смерть разделяются часто всего лишь несколькими мгновениями… Меланхолия "Города Света" органически близка нам, детям Севера, а нежный романтизм и тонкая ирония потомков Галлов чаруют нас, может быть, именно потому, что его не хватает нашей расе. Мы идем туда, смотрим, слушаем, улыбаемся, иногда плачем…

По иным сказаниям, Монмартр (Monjoye-Montmartre), окраина, вошедшая в черту города Парижа лишь с 1860 г., - был когда-то колыбелью мира, - Монт Араратом. Гораздо достовернее, однако, что эта окраина была просто любимым местом прогулок парижан, а в знаменитой впоследствии Moulin de la Galette собирались в воскресенье потанцевать местные обитатели.

Живописное положение возвышенности, прятавшей в своих, тогда еще не вырубленных, садах фасад старинной церкви, откуда, по преданию, сатана искушал Спасителя, с купола которой действительно он мог показать ему Город – все "царство свое", - начинает привлекать внимание художников всего лишь около половины прошлого столетия. Подобно Барбизонцам, они начинают селиться здесь, вдали от ярмарки Города, и в 40-х годах мы находим здесь уже Ропса, Коро, затем Диаза, Милле и других, - целый поселок аристократической богемы.

Постепенно Монмартр утрачивает свой деревенский характер, становясь приютом Муз всей литературно-артистической богемы Парижа. Постепенно разрастаясь, эта колония начинает дробиться, группироваться в кружки вокруг известных уже художников и организаторов, как-то: Роберт Салис, приписывающий себе честь "создания" Монмартра, Форэн, Эмиль Гудо и другие. Последний съорганизовал в 1878 г. в Латинском квартале литературно-художественный кружок, членами которого состояли Коклэн младший, Виллет, Морис Роллина, Франсуа Коппе, - тогда еще оппозиционер в искусстве.

Приблизительно около этого же времени, в 1881 г., Салис основывает кружок художников модернистского направления. Для упрочения лела он переносит кабачок отца своего, торговца ликерами, из провинции в Париже, в самое сердце Монмартра, Boulevard Rochechouar.

Это и был первый артистический кабачок (cabaret), впоследствии прославленный "Черный кот" (Chat noir), названный так по заглавию рассказа Эдгара По, иллюстрированного Салисом. Вслед затем начинает выходить иллюстрированный журнал того же названия, - литературный выразитель идей и настроений "Геликона". Вначале у "Черного кота" собираются только раз в неделю, - интимным кружком, больше для собственной забавы; но вместе с переходом кабачка в более обширное помещение (Rue Victor Masse), собрания становятся ежевечерними и публичными.

Нежная и сантиментальная лирика уличных певцов (chansonniers) свила себе прочное гнездо в аристократических кабачках Монмартра, весь контингент населения которого составляют рабочие, художники да… жрицы любви…

У "Черного кота" распевают свои произведения революционный Марсель Легей, и беспощадный Аристид Брюан, и нежный Поль Дельмэ, - этот новый Мюссе парижской гризетки, - все с одинаковым успехом, каждый ради своей аудитории. Вскоре являются подражатели, новые инициаторы, возникают кабачки Merliton, Chien noir, L’Ane rouge, Quat l’arts и др. вплоть до прославленной "Moulin Rouge".

Это – расцвет Монмартра, его блестящий период, когда весь Париж стремится к нему, прославляет его, восхищается им…

С 1897 г., когда умирает Салис, - исполнивший свою задачу "создания" Монмартра, и закрывается пресловутый "Черный кот", - начинается постепенное угасание Монмартра, когда-то действительно собиравшего букет всех талантов и дарований модернистского Парижа. Роль его, как выразителя духа, "конца века", символизованного в «новом» искусстве, - сыграна; теперь он живет крохами своего блестящего прошлого.

Северное сияние №2 декабрь 1908/Художники Монмартра - Анастасия Чеботаревская/

1. Буковый лес в горах. Внизу - два грифонажа: бук, головы собаки и лошади и, в маленькой рамке, пейзаж. - Подпись: Paysage par Sziszkine - верно Коврайский - figure par V.Jacoby. - Выс. 0,240, шир. 0,130. Оч. редкий

2. Хата в горах. На траве вправо и влево - юмористические фигурки насекомых. - Подпись: Figure par V.Jacoby - dessine J.Sziszkine - резал И.Шишкин. - Выс. 0,188, шир. 0,265

Эти две гравюры исполнены художником в Цюрихе, в 1864 году, вместе с пейзажистом Колларом, по рисункам, сделанным в Оберланде.

3. Ручей в лесу. Швейцарский вид. - Подпись: 1870 Шишкин. - Выс.0,218, шир. 0,152 Был помещен в альбомах: "Первые опыты русских аквафортистов" 1871 г.", "И.Шишкин 25 гравюр на меди, 1878 г.".

4. Буковый лес. Подпись: И.Шишкин, 1870 г. - Выс. 0,130, шир. 0,240 Помещен в альбоме "25 гравюр на меди, 1878 г.".

5. Скалы. Наверху выставлен №5. - Подпись: Шишкин, 1870 г. - Выс. 0,218, шир. 0,152

6. Дождь. Подпись: Шишкин, 1870 г. №4 - Выс. 0,128, шир. 0,203. Редкий

7. Две собаки у деревенской изгороди, зимой. Подпись: Шишкин, 1871 г. - Выс. 0,130, шир. 0,240.

8. На краю леса. - Выс. 0,415, шир. 0,305.

Исполнен по заказу Общества поощрения художников, для раздачи, в виде премии, членам оного, в 1871 г. Гравирован по картону, рисованному в чужих краях.

9. Лесная глушь. - Подпись: Шишкин. - Выс. 0,135, шир. 0,090.

• Помещен в иллюстрированном каталоге 2-й передвижной выставки (1873 г.). Исполн. по картине, находящейся в галерее Академии Художеств и доставившей художнику профессорское звание.

10 и 11. Полдень и Весна, два офорта, гравированные на одной доске. - Выс. 0,176, шир. 0,130. "Полдень" - по картине Шишкина, купленной К.Т.Солдатенковым.

• Помещены в иллюстрированном каталоге 2-й передвижной выставки (1873 г.).

12. Образ на краю поля. - Подпись: Шишкин, 1873, №2. - Выс. 0,135, шир. 0,110.

13. Гроза. - Подпись: Шишкин, 1873. - Выс. 0,122, шир. 0,105.

• Помещен в изданиях "Альбом русских аквафортистов 1873" и "Шишкин 25 гравюр на меди". Изображает вид с. Братнева, близ Химок, под Москвой.

14. Сад ночью. - Подпись: Шишкин, 1873. - Выс. 0,115, шир. 1,28.

• Печатан белой краской на темной бумаге.

15. Лес зимой. - Подпись: Шишкин, 1873. - Выс. 0,282, шир. 0,217. Очень редкий

• Печатан так же.

16. Заглавный лист для альбома, с надписью: "Гравюры на меди крепкой водкой И.Шишкина. 1873. Спб. Шишкин. Май", приготовленный для первого альбома гравюр, изданного самим художником, но потом замененный другим вследствие того, что слово "Гравюры" начерченное стоячим шрифтом в прямую линию, не понравилось художнику. - Выс. 0,250, шир. 0,220.

17 а. Такой же заглавный лист, гравированный на другой доске, и на котором слово "Гравюры" резано курсивом. Кроме надписи, внизу: "Шишкин, декабрь 8, 1873 г. Премия Общества поощрения художников". - Выс. 0,348, шир. 0,265.

• Этот эстамп и №№ 18-27 составляют альбом, изданный Шишкиным и розданный Обществом поощрения художников в премию ее членам в 1874 г.

17 б. Внутренний заглавный лист к альбому "25 гравюр". - Рисунок тот же, что №17, с следующими изменениями: слова "крепкой водкой" покрыты рисунком; год 1873 переправлен на 1878; внизу, вместо "Шишкин Декабря 8, 1873" продолжен рисунок растений и проставлена доска с надписью "25 листов - И.Шишкин, №1. - Выс. 0,355, шир. 0,262.

18. Стан в лесу. - Подпись: Шишкин, №1. - Выс. 0,070, шир. 0,090.

19. Лесные цветы. - Подпись: Шишкин, 1873. - Выс. 0,099, шир. 0,079.

• Исполнен по этюду, сделанному на острове Валаам.

20. На глухорином току. - Подпись: Шишкин, 1873, №9 - Выс. 0,155, шир. 0,115.

21. Забытая деревня. - Подпись: Шишкин, 1873. - Выс. 0,105, шир. 0,155.

• Исп. по этюду, писан. в Уфимск. губ.

22. Парочка и собака. - Подпись: Шишкин, 1873, №11 - Выс. 0,176, шир. 0,130.

23. В лесной чаще. - Подпись: Шишкин, 1873. - Выс. 0,210, шир. 0,166.

24. Мостик через ручей. - Подпись: Шишкин, 1873. - Выс. 0,195, шир. 0,255.

25. Стадо в дубовой роще, на Латах, близ Петербурга. - Подпись: Шишкин, 1873. - Выс. 0,212, шир. 0,288.

• Воспроизведение картины, бывшей на выставке в Общ. поощр. худ.

26. Крестьянка с четырьмя коровами в лесу. - Подпись: Шишкин, 1873. №12 - Выс. 0,240, шир. 0,310.

• Воспроизведение картины, писанной в чужих краях и изображающей Швейцарский мотив.

27. Болото. - Подпись: Шишкин, 1873, №10 - Выс. 0,255, шир. 0,348.

28. Лес. - Подпись: Шишкин, 1873, №7 - Выс. 0,182, шир. 0,276.

• Помещ. в альбоме "Складчина", изданном в пользу голодающих Самарцев. Исполн. по картине, представляющей вид на остр. Валаам, купленной г. Куприяновым за 400 руб. и перепроданной им г. Третьякову за 1800 руб.

29-30. Волга, с картины Саврасова, и Вечер, с картины бар. М.П.Клодта, два офорта на одной доске. - Выс. 0,180, шир. 0,120.

• Из иллюстрированного каталога 3-й передвижной выставки 1874 г.

31. Крестьянка, спускающаяся с лестницы. - Подпись: Шишкин, 1875. - Выс. 0,200, шир. 0,126.

• Из альбома "Шишкина 25 гравюр на меди" 1878 г.

32. Болото на закате солнца, с тремя деревьями на заднем плане. - Подпись: Шишкин, 1876. - Выс. 0,173, шир. 0,131.

33. Дорога в сосновой роще. - Подпись: Шишкин, 1876. - Выс. 0,092, шир. 0,135.

• Помещ. при журнале "Свет" за 1877 г. и несколько пройденный вновь в альбоме "25 гравюр на меди".

34. Весна. - Подпись: Шишкин, 1876. - Выс. 0,182, шир. 0,140.

• Помещ. при журнале "Свет" за 1877 г. и несколько пройденный вновь в альбоме "25 гравюр на меди". Исполн. по картине, принадлеж. Е.И.В. Вел. кн. Алексею Александровичу

35. Прогулка в лесу. - Подпись: Шишкин, 1876. - Выс. 0,175, шир. 0,131.

• Помещ. в альбоме "25 гравюр на меди".

36. Лес зимой. - Подпись: Шишкин, 1876. Тот же сюжет, что и №15, только рисованный наоборот - Выс. 0,342, шир. 0,252. Из того же альбома

37. Мать-и-мачеха. - Подпись: И.Ш. 1877. - Выс. 0,118, шир. 0,087. Из того же альбома

38. Березки на опушке леса. - Подпись: Шишкин 1877. - Выс. 0,155, шир. 0,118. Из того же альбома

39. Дерево у взморья. - Подпись: Шишкин, 1877. - Выс. 0,117, шир. 0,085. Из того же альбома

40. Речка под горой. - Подпись: Шишкин - Выс. 0,155, шир. 0,115. Из того же альбома

41. Сосна на сенокосе. - Подпись: Шишкин, 1878. - Выс. 0,232, шир. 0,150 Из того же альбома

42. Крестьянка на краю дубового леса. - Подпись: Шишкин, 1878. - Выс. 0,225, шир. 0,176. Из того же альбома

43. Песчаный овраг. - Подпись: Шишкин, 1878. - Выс. 0,290, шир. 0,218. Из того же альбома

44. Облака. - Подпись: Шишкин, 1878. - Выс. 0,362, шир. 0,265. Из того же альбома. Исполнен по этюду, писанному в Дюссельдорфе.

45. Внешний заглавный лист к тому же альбому. На листе, висящем на кустах, за которыми виднеется дорога и ржаное поле у опушки леса, сделана надпись: "25 гравюр на меди a leu-forte. С 1873 по 1878 год. И.И.Шишкин. Спб. 1878". - Выс. 0,425, шир. 0,300

46. Тайга. - Подпись: И.Шишкин, 1880. - Выс. 0,560, шир. 0,395.

Вестник изящных искусств 1883 г.

14 января 1907 года состоялось чествование Н.Г.Мартынова по случаю 50-тилетия его книготорговой и издательской деятельности.

Н.Г. родился 17-го июня 1843 г., на 14-м году своей жизни, поступил к книгопродавцу Я.А.Исакову, следовательно, с самого раннего, почти с отроческого возраста и до настоящего времени является все столь же неутомимым работником, с любовью и даже страстью весь отдается книж­ному делу, изыскивает и предлагает в своих статьях и бесчисленных докладах все новые способы и меры облагородить и поднять эту сферу прак­тической и вместе просветительной и культурной деятельности.

Магазин Исакова, открытый еще в 1829 г., был известен не только в столицах, но и во всей России и даже за границей, - отсюда понятно, что Н.Г., поступив к Исакову в мальчики в ученье, мог в его школе развить свои коммерческие и интеллектуальные способности и, действительно, он в течение 21 года проработал у Исакова во всех отделениях его магазина и из мальчика-подручного со временем делается доверенным лицом, посылается им в Москву и вообще по России по торговым делам для обмена и закупки товара на десятки тысяч рублей при полном неограниченном доверии хозяина — сперва пользуясь его указаниями и советами.

Наконец в заведывание Н.Г. переходит все издательское дело фирмы Исакова, особенно же в то время, когда сам Исаков увлекся председательством в обществе взаимного кредита и почти не посвящал своего внимания книготорговому, и издательскому делу. Пройдя такую прекрасную школу, в которой его руко­водителями и товарищами были известные деятели, служившие тоже у Иса­кова, М. 0. Вольф, Г.Б.Беренштам, Ф.И.Колесов, Ф.Т.Михин брат его Ив. Гавр. Мартынов, основавший впоследствии первую в России антикварную книжную торговлю и первый начавший издавать периодические каталоги редких антикварных книг.

После них Н.Г. получил полную доверенность на ведение дел фирмы Я.А.Исакова, когда она полу­чила полный расцвет. В его управление обороты магазина ежегодно дохо­дили до миллиона рублей.

Отделившись от Исакова, Н.Г. открыл 6 де­кабря 1878 г. свою книжную торговлю и приступил к собственной изда­тельской деятельности. Из главных его изданий надлежит отметить изданные сочинения: Д.В.Григоровича (12 т.), И.И.Панаева (6 т.), Л.А.Мея (5 т.), А.Н.Островского (10 т.), С.Т.Аксакова (6 т.), П.Р.Фурмана (11 т.), А.Н.Незеленова (6 т.), И.Д.Ахшарумова (3т.), Л.Н.Модзалевского (2т.) и ряд учебно-воспитательных сочинений. Все эти сочинения он издавал отдельными брошюрами, начиная с 15 коп., чтобы сделать их более доступными, и сверх того полные собрания русских авторов продавал в рассрочку, что вызвало вскоре подражание у многих издателей.

Тотчас же по открытии собственного магазина Н.Г. разработал вместе с В.В.Комаровым устав общества книгопродавцев и издателей, которого он и был учредителем, и одновременно вступил в члены Лейпцигского книгопродавческого общества.

В 1904 г. Н.Г. организовал специальный ежемесячный журнал «Книжная Биржа», орган сближения интересов авторов, издателей, книгопродавцев и читателей. В этом журнале еже­месячно делится он с читателями своими мыслями, основанными на 50-тилетнем опыте о наилучшей у нас в Poccии организации книжной торговли и издательства.

Работы его по статистике, библиографии, каталогизации и вообще о способах распространения книг, как главного рычага просвещения, заслуживают полного внимания и ознакомления с ними.

Первая статья Н. Г., написанная им, была помещена в «Книжном Вестнике» в1864 г., а в1867—68 он составил первый полный каталог русских книг. Покойный В.И.Межов пользовался каталогом Н.Г. как основным материалом

при составлении первого своего каталога для А.Ф.Базунова в 1869 г.

По инициативе Н. Г. основано общество взаимного кредита деятелей печатного дела; им разработан также вопрос о ссудах под книги во всех его деталях.

Чествование Н.Г. началось речью директора публичной библиотеки г. Кобеко, который отметил серьезные заслуги Н. Г. в деле организации и развития книжной торговли в Poccии. От имени главного управления по делам печати приветствовал г. Вельгард, от типографов Р.Р.Голике, от редакции «Наборщика» А.А.Филиппов, от харьковского историко-филологического общества г. Парониац, от кружка друзей и книготорговцев А.М.Уманский, а затем приветствовали: библиотекарь академии наук г. Вольтер, председатель общества книгопродавцев Е.М.Вольф капитан Я.Н.Художилов. Потом читались приветственные письма и телеграммы, от К.П.Победоносцева и других.