В поисках пошлости О книге Виктора Шкловского Поиски оптимизма

В тот момент, когда пролетариат под руководством коммунистической партии вплотную занялся вопросами выработки новых форм общественного быта, реконструкции коммунального хозяйства, строительством новых социалистических городов, является некий писатель В.Шкловский и мрачно философствует в своей книге «Поиски оптимизма»: «Ничего не решено. Путь не найден». Начинается эта книга широковещательным заявлением:

«Мы ведь знаем, что жизнь негодная. Мы не знаем, как построить дома... Мы не знаем, как перестроить корабли. Строить ли маленькие дома на ножках, комнату на одного, комнату отдельную, чтобы человек был вместе со всеми или совсем один. Или строить большие дома с подъемниками и, может быть, трамваями в коридорах. Совсем неизвестно». Таким выступлением открывает свои «поиски» новоявленный «Диоген» коммунального благоустройства.

Поиски начинаются в Загсе. Здесь, по представлению автора, возникает всякая жизнь в больших каменных домах. Читателю преподносится забавный анекдот из цикла... «рогоносцы». От Шкловского мы узнаем, что эта порода людей после того, как ее осмеял Джованни Боккаччо, … заметно поумнела. Дальше идут советы, как бездомному водвориться на чужой жилплощади. Для этого есть несколько рецептов. Например, чтобы поселиться ни жилплощади красивой женщины, надо только остаться у нее … на ночь. Для того чтобы выжить тещу, можно употребить стрихнин и т. д.

Дальше поиски переносятся на Кавказ, в Грузию. Перед тем, как отправиться в далекое путешествие, автор благоразумно замечает: «мне кинематограф мешает видеть мир». Замечание сделано вовремя, ибо дальше начинаются довольно «открытия». Оказывается в горах живут люди, которые еще не изменились. Оказывается, «в две стороны к Каспийскому и Черному морям бегут реки напряженной воды, реки Хавсуретии. Бегут в разные стороны, а Хавсуретия неподвижна». Оказывается, «ничто не изменилось в Хавсуретии». Правда, у «дикого» хавсура иногда случается увидеть вещи из мира цивилизации: например, музыкальный будильник, играющий «Ах вы сени, мои сени». Но что значит будильник в руках хавсура, когда люди живут по законам гор, когда люди ходят в одних тулупах, когда эта страна настолько дика и первобытна, что в ней даже бесстрашный «Дон Кихот испугался бы, наверно». В этой обстановке — будильник жалкий обломок цивилизации, не больше, чем зеркало в руках какого-нибудь папуаса. «Зорким оком» приглядывался автор к виденному … И отыскал чудака-доктора, ушедшего из Тифлиса, потому что «Тифлис изменяется».

Не будем подробно останавливаться на второй и третьей частях книги, хотя и в них немало пошлости; перейдем непосредственно к «Трубе марсиан» - или четвертой части. Эта глава посвящена В.Маяковскому. У начале — надгробная эпитафия «как представитель поколения, наполовину уже срубленного, я думаю о тебе, когда вспоминаю». Что-ж, думать — дело неплохое. Важно, как думать. Почти тридцать страниц этой главы занять доказательством того, что во-первых, В.Маяковский был лирик, и что, во-вторых, он погиб, изготовляя лирические стихи. Чтобы доказать лиричность поэта В.Шкловский делает экскурсию в область истории русской литературы за сто лет. Оказывается, главной особенностью дореволюционных писателей была привязанность их к цыганской песне. От Пушкина до Блока создавалась цыганская песня русскими поэтами. И князь Вяземский, и А.Фет и А.Апухтин и Тургенев — все они были авторами «цыганских» романсов. Даже Л.Толстой любил романс: «Не зови меня к разумной жизни». Не ушел от цыганского романса, по мнению В.Шкловского, и В.Маяковский.

"Мальчик шел в закат

глаза уставя.

Был закат непревзойденно желт.

Даже снег желтел к Тверской заставе.

Ничто не видя,

шел".

(Маяковский - «Про это»).

Итак, цитата найдена, доказательство готово. В.Шкловский, видевший трудности творческого развития Маяковского, его упорную борьбу с грузом мещанской «премудрости», с уродливыми зигзагами старого быта, до сих пор не понимает настоящих причин гибели поэта. Богемствующий мещанин В.Шкловский снижает до карликовых размеров гигантскую фигуру «барабанщика революции».

Последняя часть посвящена как-будто современности. В ней рассказывается и о съезде колхозниц, и о гигантских инкубаторах. Но поистине жалка картина этой действительности. Ибо легче рассказывать анекдоты о жилплощади или о В.Маяковском, чем понять речь простых колхозниц на съезде в Березовке. Кончается книга весьма любопытным предложением: «Во имя нашего великого времени, будем беречь друг друга. Нужно спокойствие, как на войне или в инкубаторе». Но вся беда в том, что в этом инкубаторе наряду с куриными яйцами есть и змеиные, а их сберечь нельзя. Нужно разбить.

Книга «Поиски оптимизма» - блестящее доказательство полнейшего банкротства всех формалистических теорий. Наша богатая революционным содержанием действительность убила «блестящую» форму В.Шкловского.

В.Зах