Г.Г.Филипповский иллюстрирует Бабеля

Оглавление

• "Одесские рассказы" И.Э.Бабеля в иллюстрациях Г.Г.Филипповского

Исаак Бабель вошёл в нашу литературу на редкость стремительно и сразу привлёк всеобщее внимание - и литераторов, и читателей и художников. Если не считать нескольких серийных изданий ("Круг", "ЗиФ", "Универсальная библиотека", "Огонёк", дешёвая библиотека Госиздата), где это не положено по штату, многие его издания уже при жизни выходили с иллюстрациями. А иллюстраторами оказывались первоклассные художники - Альтман, Горшман, Милашевский, Аксельрод, Кравченко, Гутентог, Николаевцев, Филипповский. К сожалению, иллюстрации в книгах были малочисленны, так что собственно иллюстрированных изданий, по существу, и не было. Точнее - не было издано. А в наличии-то они были.

В 1931 году "Одесские рассказы" вышли в Государственном издательстве художественной литературы - без иллюстраций, но в переплёте по рисунку Г.Г.Филипповского. Мало кто знает, что художник в 1930-1931 годах сделал несколько десятков рисунков к этой книге. По неизвестной нам причине она вышла без них. Это тем более странно, что рисунки нравились и самому Бабелю, и Максиму Горькому (который Бабеля очень любил и всё, с ним связанное, принимал близко к сердцу).

Серия этих рисунков была дебютом великолепного книжного графика, который, несмотря на молодость (ему тогда едва перевалило за двадцать), показал себя крепким, сложившимся мастером с хорошим глазом и интуицией. Иллюстрирование Бабеля в первом приближении кажется простым - так всё красочно и живо в литературном первоисточнике, бери и изображай. Но так только кажется. На самом деле здесь вполне хватает скрытых трудностей, которые художнику не так-то просто преодолеть. Легко утонуть в быте, в пейзаже, в колоритности деталей, в мелких трагикомических подробностях.

Филипповскому, как мне кажется, удалось самое важное: выражаясь языком военной стратегии, определить "направление главного удара". Он пошел точным и, я бы сказал, умным путем, сосредоточив внимание на главном - на типах, "населяющих" бабелевские новеллы, на внутренних психологических движениях персонажей. Писатель застал их на пороге новой жизни, новых событий, смысл и значимость которых трудно было охватить и тем более понять.

Каждый рисунок Филипповского - это действительно тип. Сравнительно редко на одном листе изображено два персонажа. Нет ни пейзажей, ни многофигурных композиций (лишь два исключения - похороны Мугинштейна и группа налётчиков). Острая, скупая, точная манера, каждое лицо выразительно само по себе, а в совокупности они образуют целую панораму одесской жизни начала прошлого века. Причём интересны все - здесь нет деления на главных и второстепенных героев. В этом смысле Бабель и Филиппвский подобны чутким дирижёрам, которым нужно и для которых равноценно всё, и длинное соло первой скрипки или альта, и мгновенное пиццикато контрабаса или удар барабанщика. Королю Бене Крику уделяется столько же внимания и душевных сил, сколько служке Арье Лейбу или безымянным гостям на свадьбе.

Напрашивается, впрочем, не только музыкальные, но и математические ассоциации: художник показал нам "пространство Бабеля" - с его чёткой исходной аксиоматикой и внутренней логикой. Для проверки своих ощущений и впечатлений от рисунков Филипповского я перечитал то, что писали о Бабеле литературоведы-современники: Н.Л.Степанов, Г.А.Гуковский, П.И.Новицкий, Г.Н.Мунблит. Очень многое, ими написанное, можно отнести и к Филипповскому: стремление к лаконизму и точности, беспощадность глаза, яркое освещение, полное блеска и огня, живописная красочность.

Одна цитата поражает: "Важная серьёзность и сосредоточенная строгость мысли делают его рисунок уверенным и острым. У него нет неуловимых линий. Его обнажающий взор охватывает определённые и резкие контуры предметов. Его рисунок сухой, точный и чёткий, как его ум". Впечатление такое, что это сказал кто-то из современных искусствоведов, глядя на рисунки Филипповского (кстати, термин "рисунок" употреблен дважды и даже подчёркнут). А сказаны эти слова литературоведом Павлом Новицким в 1928 году, и не о художнике, а о писателе. Символичное совпадение, особенно если учесть, что литературоведы не были знакомы с рисунками, а художник - с их статьями.

Стоит, я думаю, отметить, как в творческой встрече Бабеля и Филипповского им обоим очень повезло. (Термин "везение" употреблен в науке, спорте, политике, истории и технике, пора ему "прописаться" и в искусствоведении). То, что повезло художнику, - очевидно. Ведь он в силу своего положения обязан иллюстрировать всё, что дают, а тут подвернулось такое яркое, талантливое произведение. Но очень повезло и писателю. Потому что художник (опять-таки в силу в силу своей профессии) помогает нам открыть в писателе многое такое, о чем сам он, может быть, и не догадывается. Для писателя (да и для любого творца) очень важен суд своих же братьев-коллег и оценка массового читателя - то есть в равной степени реакция профессионалов и дилетантов. Но едва ли не самым важным (и точным!) является третий суд: профессионалов "смежной" специальности, которые способны, не растворяясь в деталях узкоцехового ремесла, оценить творение глубинно и по существу.

Везенье, к сожалению, было недолгим. Пришел 1937-й год. Бабель исчез навсегда, а Филипповский, по счастью, позже вышел из лагерей и вернулся к своей работе, стал постепенно настоящим классиком нашей книжной иллюстрации. Правда, к бабелевской теме он уже больше не возвращался, но всё же возьму на себя смелость заявить, что именно Бабель стал для Филипповского той площадкой, с которой он так высоко взлетел. Ведь впечатления молодости - самые сильные, и Бабель, бесспорно, был одним из тех, с помощью которых Филипповский "научился выражать свои мысли ясно и не очень длинно" (обмолвка из бабелевской автобиографии). Да он, собственно, жил и творил "по закону Бабеля" - был страстен, а страсть, как известно, владычествует над миром.

А судьба рисунков Филипповского выглядит в чём-то малопонятно. Каким-то чудом весь этот цикл уцелел - спасибо семье художника, сохранили. Почти через шестьдесят лет после их создания, в 1989 году, в тбилисском однотомнике (издательство "Мерани", подготовлен У.М.Спектором) был воспроизведён переплёт книги 1931 года, а также две иллюстрации (Мендель Кирк и Фройм Грач). Но это, образно говоря, капля в море. Ведь полностью цикл насчитывает 45 иллюстраций, 22 варианта, 10 эскизных набросков. Затем ещё четыре перовых рисунка появились в книге Ю.Б.Борева "Социалистический реализм: взгляд современника и современный взгляд" (М., 2008), однако они, разумеется, потонули в общем обилии иллюстративного материала. На этом всё.

По технике всё это рисунки тушью, пером, 67 листов стандартного размера (42Х30 см, наброски примерно вдвое-втрое меньше). Правда, сейчас уже трудно точно установить, что именно Филипповский считал основными иллюстрациями, а что - вариантами, но вряд ли это существенно, каждый из них достаточно интересен. Цикл наконец-то может публиковаться полностью. Рисунки пронумерованы мною (художник их не нумеровал), сгруппированы по порядку, общепринятому для первых изданий "Одесских рассказов": "Король", "Как это делалось в Одессе", "Отец", "Любка Казак", "Закат". Неизбежные трудности нумерации и группировки объясняются известным фактом - ряд персонажей "бродят" из одного рассказа в другой (Беня Крик, его родители Мендель и Нехама, брат Лёвка, сестра Двойра, Фройм Грач, Арье Лейб, Любка Казак). К тому же у Бабеля, как мы сказали, обычно нет деления персонажей на главных и второстепенных.

На многих рисунках имеются карандашные записи художника с указанием изображённых персонажей, на некоторых таких записей нет, так что идентификация сделана мною; обычно, впрочем, она достаточно ясна, лишь в некоторых случаях может быть признана спорной.

Хотя созданный Филипповским цикл иллюстраций носит вполне законченный характер, ясно, что бабелевские рассказы настолько увлекли художника, что он некоторое время работал, так сказать, по инерции: это видно хотя бы по тому, что даже фигуры второго плана - Арье Лейб, мадам Попятник, Боярский - изображены в трёх, четырёх, пяти вариантах. Коме того, на оборотной стороне ряда рисунков имеются эскизы карандашом или тушью. Эти экскизы, может быть, не всегда интересны, интересен факт их наличия.

Эммиль Казанджан

• Изобразительность. Наглядность. Скорость. - Вера Калмыкова
• Король - 7
• Как это делалось в Одессе - 12
• Отец - 22
• Любка Казак - 34
• Закат - 36
• Наброски - 74

Выходные данные

Составители Эммиль Казанджан, Вера Калмыкова, дизайнер Анна Голубева